– Понимаешь, мне важно, чтобы ты ни в чем не нуждалась. Благодаря моей работе мы живем в роскошном доме, ты ходишь в очень дорогую школу. Я смогу накопить денег, и мне не придется работать до глубокой старости. Я хочу что-то оставить тебе в наследство. Касси с дедом всю жизнь еле сводили концы с концами. Порой мы просто голодали. О хорошей школе речь даже не шла. Я никогда не получал подарков на день рождения.

Он много чего еще мог рассказать, однако истории из тяжелого детства – не лучшая тема для беседы с ребенком.

– Слушай, Мия, давай отложим этот разговор. Сегодня уже поздно. Просто помни, даже если тебе кажется иногда, что я выгляжу… – он пытался подобрать нужное слово, – измотанным, у меня все хорошо… У нас все хорошо. Обо мне не беспокойся. Твоя единственная забота – хорошо высыпаться. Я займусь остальным.

Он взял книгу и продолжил чтение.

– Так чем закончилась история про короля Йонаса?

Бакстер дошел до «жили долго и счастливо», потом встал, выключил свет, оставив только ночник в углу, на всякий случай, если дочка вдруг испугается ночью, подоткнул со всех сторон одеяло и поцеловал ее в лоб.

– А песню? – зевнув, напомнила Мия.

– Хоть раз было такое, чтоб без песни, мой воробушек?

Мия, как самая преданная поклонница творчества папы, до дыр заслушала все его альбомы и знала наизусть все тексты песен, включая те, за которые сегодня ему было неловко. Знай Бакстер, что у него родится дочь, он воздержался бы от использования крепких словечек.

На подставке рядом с прикроватной тумбочкой стояла розовая гитара три четверти. Купил он ее в прошлом году. Взяв инструмент, Бакстер сел на край кровати и развернулся к Мии лицом. Дочка редко соглашалась на что-то кроме колыбельной, которую отец написал для нее, когда ей было несколько недель от роду. Прошло почти восемь лет, а песня работала безотказно. Обычно уже на втором куплете Мия засыпала мертвым сном.

Песенка была незамысловатая – он написал ее для младенца, – но при этом очень заводная. Бакстер надеялся, что сегодня, несмотря на события тяжелого дня, колыбельная сделает свое дело.

Мия, глазки закрывай,

Сны волшебные встречай.

Запрягай единорога,

На Луну вас ждет дорога.

В гриве у него цветы.

Долетите до звезды.

Сможешь молнию поймать.

Мы тебя здесь будем ждать.

Бакстер взял аккорд в фа мажоре. Каким-то внутренним слухом он уловил голос Софии, которая подпевала припев. Все как в старые добрые времена, когда они жили в Чарльстоне, а стены детской были окрашены в небесно-голубой цвет. Показалось, что жена положила руку ему на плечо. Лучше бы она этого не делала. Как же он скучал по тем беззаботным временам, когда пение детской песенки не приносило ничего, кроме радости!

Мия подхватила песню, и их голоса слились:

Наша Мия засыпает,

О бабочках она мечтает.

Хорошо с утра проснуться,

Маме, папе улыбнуться.

Уснула она только на последнем куплете. Единорог унес ее в далекие дали, где забудутся все тревоги сегодняшнего дня. Нет ничего в жизни прекрасней спящего ребенка. Бакстеру нравилось смотреть на умиротворенное лицо дочери, следить за ее размеренным дыханием и всем своим любящим сердцем чувствовать полную взаимность.

Он вспомнил о кошмарах. Хотелось верить, что сегодня ночью все будет по-другому. Каждый вечер после колыбельной Бакстер молил бога о том, чтобы ничто не потревожило ее сон. И раз в три дня его мольбы не оставались без ответа. Мия просыпалась отдохнувшей, а он лихорадочно пытался вычислить закономерность, гадая, какое из средств подействовало – травяной чай, блюдо на ужин, сказанные им накануне слова или спетая с особой интонацией колыбельная.

Мысленно пожелав дочке спокойного сна, он вышел из детской.

– Папа!

Бакстер мгновенно открыл глаза, как будто ждал этого крика всю ночь. Часы на прикроватном столике показывали 2:14.

Через секунду Мия ворвалась в его комнату, словно кто-то гнался за ней по темному коридору. В руках она сжимала Роджера. Слезы ручьем бежали по ее щекам.

В панике девочка подбежала к кровати.

– Я звала тебя…

Бакстер потер глаза, словно пытаясь избавиться от попавшего в них песка. Мия забралась в кровать, проскользнула под одеяло и прижалась к нему. За последние шесть недель ситуация стала почти привычной и уже напоминала выступление профессиональных танцоров, которые за год репетиций довели свой номер до совершенства.

– Все хорошо, – прошептал он. Мия тряслась всем телом, и он не осмелился спросить, что ей приснилось, опасаясь вызвать новую волну паники. – Не бойся, я рядом. – Бакстер поцеловал ее в лоб. «Истина освободит вас». Ну-ну.

Когда Мия чуть успокоилась, он запел колыбельную, поглаживая дочь по голове.

О бабочках она мечтает…

Вскоре малышка задремала.

Бакстер сделал последнюю отчаянную попытку заснуть. Закручивающийся в голове вихрь мыслей грозил разогнать остатки сна. Еще чуть-чуть, и он сдастся: пойдет заваривать кофе и начнет заниматься делами. Видит бог, даже двадцати четырех часов в сутках ему было мало, учитывая, какой аврал его ждал.

Спустя некоторое время он погрузился в полудрему, но ненадолго. Мия завозилась во сне, пробормотала, кажется, «хватит» и перевернулась на другой бок. На глазах у Бакстера проступили слезы. Смотреть, как мучается ребенок, пытаясь справиться с горем, было невыносимо. Потом она застонала, и Бакстер приготовился разбудить ее, чтобы избавить от ужасов, переживаемых во сне. Зря он затеял сегодня этот разговор и потревожил старые раны.

Вдруг раздался душераздирающий крик, наполненный ужасом и болью. Бакстер рывком притянул дочь к себе, погладил по лицу, целовал в лоб, повторяя:

– Это сон, всего лишь сон. – Еще миг, и его собственное сердце разорвется на тысячи кусочков.

Мия смотрела на папу наполненными ужасом глазами.

– Я не хочу так.

– И я не хочу. – Он прижал ее еще крепче, повторяя шепотом: – Все хорошо. Все будет хорошо. – Будто слова могли что-то изменить.

Боясь пошевелиться, Бакстер ждал, когда Мия снова заснет. «Дальше так продолжаться не может. Надо что-то делать, и не важно, какую цену придется заплатить». Что ж, он допустил катастрофический просчет, решив скрыть от дочери правду о смерти мамы. Будь он дальновиднее, сейчас все могло быть по-другому. Он уже десять раз пожалел, что не обратился за помощью к доктору Карр, мисс Мекке и ее коллегам, чьи коллективные усилия и