Шрифт:
Закладка:
– Не дашь мне пальто?
– Здесь два шага, Карина. Не успеешь замерзнуть. Зато точно не сбежишь.
– Я не буду больше.
Обещаю, пока он сжимает мои пальцы. Тянет к себе, впечатываюсь в его грудь. Внутри всё замирает, ждет нападения. Ник кажется более безопасным, чем Клаус. Наверное, потому что именно Клаус напал на меня в спальне.
И всё равно – Ник не простой мужчина. Это чувствуется в его взгляде, касаниях. Он не сжимает сильно мою руку, но этого и не нужно. И так чувствую всю силу, спрятанную там.
Теряюсь, спешу за мужчиной. Он всё-таки накидывает мне на плечи пальто, его. И притягивает ближе, ведет к большом двухэтажному дому, который словно спрятан в лесу.
Мне отчаянно хочется заполнить тишину, спросить хоть что-то. Но не могу, страшно нарушить равновесие. Смотрю себе под ноги, как ботинки утопают в снежных сугробах.
– Секунду, красивая, - Ник подмигивает, стараясь разобраться с замком. – Немного промерз.
– А Клаус куда? – оборачиваюсь на звук мотора, ничего не понимаю. – Он уезжает? Он поехал за братьями?
– Мы ведь обещали. А свое слово всегда держим. Мы не планировали оставаться здесь, а Давид тут почти не бывает. Далеко от города, чаще всего пускает сюда друзей.
– И? Какое отношение это имеет к Клаусу? То есть…
– Он поехал искать работающий магазин. Нужно купить продуктов, хоть чем-то запастись. Если метель будет только сильнее, то мы здесь застрянем на несколько дней. Не хотелось бы умереть от голода.
– За пару дней ничего не случится.
– Значит, я напишу брату, чтобы не искал для тебя соленую карамель?
Вопрос риторический. Ник тут же смеётся, как только я морщусь. А после пытаюсь проанализировать короткую фразу. Как за пару слов можно полностью выбить из колеи?
Первое, что я понимаю – они братья.
Второе – они знают, что я люблю.
Это настолько шокирует, что реагирую не сразу. Ник тянет ладонь к моим волосам, стряхивает тающие снежинки. Проводит медленно, задевает лицо и шею, вызывает мурашки по коже.
– Откуда ты знаешь, про соленую карамель? – выдыхаю, хочу сказать хоть что-то. Даже пальцы дрожат от чужих касаний. – Ник?
– Все знают, красивая. Соленая карамель и пломбир, тут шпионом быть не нужно. Не так важно.
– А что важно?
– Что сейчас мы с тобой остались вдвоем.
– И… И что тогда будем делать?
Краснею от того, насколько двусмысленным кажется вопрос. Жду пошлости от Ника, но тот лишь пожимает плечами. Медленно стягивает с меня пальто, отряхивает от снега.
– Нужно растопить камин, запустить отопление. Побудешь рядом со мной это время.
– Ну я же ничего не понимаю в этом.
– Зато в побегах хороша.
– Ник!
Возмущаюсь, хотя он прав. Но вся равно странные ощущения. Меня похитили, непонятно, что вообще произошло. А Ник потешается над этим и над моими попытками сбежать.
Медленно следую за ним, мужчина крепко держит мою ладонь. Не отпускает даже на шаг. С удивлением рассматриваю дом, а после замираю. Насколько же странная лестница…
– Чего застыла? А, - мужчина усмехается, покачивая головой. – Нравится?
– Странная…
Ступеньки словно прибиты к стене. Лестница полукругом ведет на второй этаж, а я даже заглядываю под неё. Никакого металлического каркаса снизу, для поддержки.
Это…
Смущаюсь, волнение охватывает тело. Понимаю, что веду себя глупо. Но никогда такого не видела. Даже дом отчима, выполненный в довольно консервативном стиле, казался чудом.
Мне стыдно за свою реакцию, как-то глупо и мелочно… Но мне нравится архитектура, интересные решения. А дом светлый, много окон во всю стену. И я просто наслаждаюсь им.
– Давид, кажется, выкупил у кого-то этот дом. Уже с такими причудами. Нравится? – Ник спрашивает без насмешки, и я киваю. – Мне тоже. Хотя с отоплением тут беда.
– Так… А кто он такой? Давид.
– Дальний родственник. Ну и выручает время от времени. Пошли, красивая, будем разбираться. Чтобы ты не превратилась в ледышку.
– Я не буду сбегать, сейчас же метель. А я не дура, - киваю на наши сплетенные ладони. Низ живота подрагивает, когда Ник медленно проводит пальцами по костяшкам, вызывая щекотку где-то под ребрами. – Отпустишь? Раз не сбегу…
– Я знаю, что не сбежишь.
– Вот и отлично.
– Мне просто нравится, когда ты не отходишь далеко.
Припечатывает своим признанием, выворачивает что-то. Словно искусный музыкант дергает струны души, которые теперь вибрируют. Иду за ним, не находя слов.
Медленно спускаюсь по лестнице, в подвале полутемно. Фантазия рисует жуткие картинки. Что меня сейчас запрут здесь, бросят. Или скажут, что буду сидеть здесь, пока не приедут мои братья.
Вздрагиваю из-за скрипа – Ник задевает какие-то инструменты. Но выпускает мою ладонь, стараясь удержать стремянку возле стены. Обхватываю себя руками, ежусь из-за холода.
– Боишься темноты? – мужчина едва усмехается, его взгляд блуждает, выискивает другие светильник. – Не переживай, красивая, крыс тут нет. А призраки не нападут, я всех распугаю.
– Нет, я просто… Ты можешь ответить на мой вопрос?
– Легко.
Жду, пока мужчина продолжит. Наверняка, должны быть какие-то условия, баш на баш. Как поцелуй за то, что он забудет о побеге. Но Ник молчит, требовательно рассматривает меня.
– Я… Ты знаешь, почему отчим так поступил со мной? Я ведь ничего плохого не сделала. И всегда старалась следовать его правилам. А он просто отдал меня на перевоспитание. Что это вообще значит? Что мне стоит ожидать? Ты можешь об этом рассказать?
Из-за приглушенного света и места – вопросы застревают в горле. Выпаливаю их, стараясь не смотреть на Ника. Потому что его взгляд прожигает. Серьёзный, увлеченный.
Он глазами словно трогает моё тело, изучает, пробирается в вырез платья.
– Могу ответить. Но правда тебе не понравится, красивая.
– А какая правда?
Кажется, что уже не хочу слышать. Но… Хочу! Хочу знать, за что отчим так меня ненавидит. Почему отдал, убрал сегодня из дома. Что я такого сделала, чтобы заслужить подобное?
Ну, может не самый послушный ребенок. И «папой» называю лишь потому, что он так хочет. И не родная дочь, да! Но тогда стараются держаться подальше.
Не так ведь…
– Только не плачь, красивая, - Ник оказывается рядом, проводя пальцами по моему лицу. Всхлипываю, но сжимаю губы. Слишком сильно бьют мысли об отчиме. Я ведь пыталась, хотела стать частью его семьи. – Не буду ничего говорить, если ты так быстро расстраиваешься.