зашептала:

– Ян, поклянись, что все это останется между нами, потому что, ну… Я обещала молчать и все такое, и вообще – это очень личная информация.

– Клянусь, – пообещала я.

– Я знаю кое-что про Катьку!

– Про Катьку? Про нашу Катьку? – удивилась я.

– Ян, только это между нами. Я вообще себя предателем чувствую. Я тебя умоляю – никому, ни Катьке, ни Лешке, ни следователю этому, вообще никому.

– Само собой. Буду молчать, как могила.

– Опять из тебя похоронное лезет.

– Ну ладно, буду нема, как рыба, так устроит?

– Да. Дело в том, что она изменяет Лешке!

– Катька? – я открыла рот от удивления. – Ты ничего не путаешь? Она же его с первого курса любит! У них идеальный брак и двое детей! Умоляю, не уничтожай мою веру в то, что счастливые семьи – это не вымысел!

– Я сама в шоке была, когда узнала.

Мы помолчали. Информация требовала осмысления.

– И с кем Катька изменяет Лешке? – наконец спросила я.

– Да с Никитой этим, соседом по даче.

– С Никитой? Это с тем, который сейчас на веранде? Она же говорит, что он ей друг детства, типа росли вместе… К тому же, она мне сама сказала, что он бабник, каких свет не видывал.

– А ты не помнишь, что до того, как у Катьки закрутилось с Лешкой, у нее была несчастная первая любовь? И этой первой любовь был именно Никита.

– Ну да, вроде бы она что-то рассказывала. Хотя имени я, честно говоря, не помню. Да, брось, Том, у кого из нас не было первой несчастной любви? Я вот недавно встретила Димку, с которым в школе крутила. Ужас же – толстый, с залысинами, потасканный какой-то, таксистом работает… Непонятно, что я в нем нашла?

– Ну, Никита не толстый и без залысин, – возразила мне Томка. – Вполне привлекательный мужчина.

– Господи, Том, это же Катька! Наша Катька. Она же с Лешкой как сиамские близнецы, как приклеились друг к другу в институте, так до сих пор почти не расстаются. И потом, она такая высокоморальная, почти как ты. Никогда не поверю, что пока Лешка на работе, она бегает к этому Никите.

– И тем не менее, это так.

– Откуда такая уверенность?

– Я их почти застукала пару месяцев назад. Заскочила к ней в квартиру без звонка, а они там с Никитой.

– Что, прям в постели?

– Нет, конечно. Они успели одеться, типа просто чай пьют, но ты же знаешь Катьку, она врать никогда не умела, у нее все на лице было написано. А потом она сама мне призналась, просила никому не говорить…

– Дела, – протянула я, пытаясь представить Катьку в роли изменяющей жены. – Нет, Том, ну не укладывается у меня это. Катька действительно врать не умеет, ее в институте каждый препод на шпаргалках палил. А ты меня пытаешься убедить, что она несколько месяцев врет Лешке? Не верю!

– И тем не менее, это так, – снова повторила Томка. – Может, у нее скрытые таланты проявились.

– Погоди, погоди. Получается, что Катька могла захотеть тебя отравить, чтобы ты случайно никому не проболталась?

– С ума сошла?

– Ну, почему бы и нет. Живет во вранье, сама себя боится, а тут ты, Лешка, и Никита нагрянул. Насколько я помню, его никто не ждал? Вот у нее нервы и не выдержали. И она сыпанула яд в салат, надеясь, что ты его точно попробуешь. Она же знает, как ты его любишь.

– Угу, а яд она держала на кухне, между солью и паприкой, как раз на такой вот случай.

– Ну, мало ли для чего она яд держала…

– Ян, ну не получается. Салат же могли все попробовать. И Лешка, и Никита тот же, и сестра ее родная, между прочим.

– А вдруг она решила одним ударом всех замочить – и мужа, и тебя. А Маринку она могла и предупредить, чтоб не ела салат, неспроста же та себе селедку под шубой положила. И Никиту тоже предупредила заранее. Или это Никита решил от Лешки избавиться?

С появлением мотива версии поперли из меня как из рога изобилия, только успевай записывать.

– Яна! Ты вообще сейчас себя слышишь? Что ты несешь? Катька решила замочить сестру или мужа? Да как у тебя язык поворачивается!

– Ну, да, что-то я переборщила, – я немного приостановила свое воображение, но мысли лезли из меня помимо моей воли. – Я же не совсем про Катьку. Я так. Отнесись к этому, как к логической задаче. Вот смотри!

Я вытащила из кармана смятый листок со списком продуктов, которые должна была купить к новогоднему столу, схватила валяющийся тут, на периллах огрызок карандаша и начала чертить на нем схему, видимо, пример следователя Стрельцова оказался заразным.

– Мы имеем классический любовный треугольник – муж, жена и любовник, – я нарисовала соответствующую геометрическую фигуру и подписала каждую вершину. – И еще есть Свидетель! – в стороне от треугольника я изобразила одинокую точку и тоже ее подписала для ясности. – Что получается? К примеру – жена. Она может хотеть убить мужа?

– Зачем? – тупила Тома, неодобрительно поглядывая на листок.

– Ну, надоел он ей, хочет связать свою жизнь с любовником, а деньгами делиться не хочет. Любовника она тоже может хотеть прикончить.

– А любовника-то зачем? – заинтересовалась Тома.

– Он тоже может надоесть.

– А просто расстаться? Такие простые решения жене в голову не приходят?

– Возможно, любовник не горит желанием расставаться и шантажирует, что обо всем доложит мужу. Свидетель тоже в опасности. Вдруг проговорится?

Томка, видимо представив себя тем самым проговорившимся свидетелем, поежилась.

– У тебя не жена, а монстр какой-то.

– Пошли дальше. Муж, к примеру, тоже массу мотивов имеет. Из ревности он вообще обоих может положить.

– И свидетеля? – Томка невольно включилась в мою игру.

– Нет, пожалуй, свидетеля, ему убивать незачем. Тем более, что он же не знает, что ты знаешь?

– Слава богу, он не в курсе, – вздохнула с облегчением моя подруга.

– Ну и любовник, конечно. Жена могла прилипнуть и требовать штампа в паспорте, вот он с перепугу так от нее и избавился, муж тоже представляет известную опасность, и свидетель тут не к месту.

– Угу, короче, все могут убить всех. – резюмировала Тома. – И как это поможет? Все только еще больше запуталось. Да и вообще, я не могу себе представить, что Катька или Лешка настолько сбрендили, что стали мочить людей в своем доме, да еще и подвергать опасности всех своих гостей.

– Ну, я еще двадцать минут назад не могла представить, что Катька может Лешке изменять, – возразила я.

– Все, Ян. Я