Праведное возмущение раздувалось в Максиме Егоровиче до тех пор, пока напрочь не сдавило голосовые связки, оставив его беззвучно разевать рот подобно выброшенной на берег рыбе. Сходство с обитателями семи морей придавали и выпученные глаза, которые уже процентов на восемьдесят выбрались за пределы черепа. Не в силах продолжить гневную тираду, помощник повернулся к своему кумиру, тем самым выведя того из ступора.

— Хватит, — гаркнул Правосудов голосом, в котором не было и следа былой наигранной вежливости и абсолютно естественного снисхождения.

Он всё ещё выглядел слегка пришибленным. Судя по внешним признакам, упущенная возможность провести лекцию на любимую тему и все последовавшие за этим невысказанные слова оказывали на него тот же эффект, что излишняя воспитанность оказывает на людей, переборщивших с бобами на обед.

Оксана тем временем успела уже несколько раз пожалеть, что уступила Юльке и согласилась выйти на связь со следователем. Ей, по её собственным словам, «ни разу не улыбалось рассказывать направо и налево о своих снах». К тому же всегда оставалась отнюдь не призрачная угроза загреметь в психушку.

«Говоришь так, будто я ещё не в ней. Я вот вообще не удивлюсь, если сейчас проснусь, а стены вокруг обиты поролоном».

— Так вот, — аккуратно начала Оксана голосом сапёра, который собрался обезвредить бомбу своими навыками риторики. — Я тут вспомнила кое чего про нападение и хотела вам рассказать.

— Мы уже допрашивали вас, — глухо откликнулся Правосудов, смотря куда-то мимо собеседницы. — Чем больше времени прошло с момента происшествия, тем менее надёжны свидетельские показания. Дело даже не столько в том, что человек забывает то, что успел запомнить. Память весьма гибка, поэтому созданные сознанием образы могут постепенно меняться под влиянием внешних факторов. Свидетелям свойственно додумывать детали происшествия на основе собственного опыта, а в некоторых случаях, при грамотных наводящих вопросах, даже придумывать новые.

Правосудов оттараторил текст на одном дыхании с выражением смертельно больного человека, которому совершенно осточертело объяснять всем вокруг, что лекарства для него не существует. Если раньше его нарциссическое позёрство придавало ему сходство с красивым, но бесполезным павлином, то теперь он скорее был цыплёнком табака. Определённо стал полезнее для окружающих, и таким же живым и бодрым.

«Ну ничего себе сравнения пошли. Во-первых, это мерзко. Во-вторых, просто фу. Литературное "фу", орнитологическое "фу" и общечеловеческое "фу". Больше так не делай».

Поразительно, насколько хрупким и одновременно с этим важным может оказаться человеческое эго. Достаточно порой всего лишь прервать чью-то пылкую речь, чтобы вся его уверенность улетучилась, как воздух из шарика. И с тем же самым характерным звуком человек превратится из красочного олицетворения праздника в ещё один резиновый мусор под ногами.

«Вау. Даже не знаю, что из этого было хуже: про мёртвую птицу или про "характерный" звук. Но мысль я, кажется, уловила».

Оксана прочистила горло и постаралась вспомнить интонацию, с которой помощник следователя обращался к начальнику. К несчастью, образ взбешённого беляша никак не давал ей сконцентрироваться. Тогда, немного покопавшись в памяти, она решила скопировать поведение мужчин, которые пытались флиртовать с Юлькой.

— Вы абсолютно правы. Я не про память и образы, которые под факторами. Хотя про них, вы тоже, конечно, правы, — мягко сказала девушка, вкрадчиво посмотрев в остекленевшие глаза следователя. — Вы правы, что на меня и на Мельникова напал один и тот же человек.

— Разумеется, я прав, — проворчал сыщик себе под нос. Немного подумав, он добавил. — Я строю свои выводы на неоспоримых логических умозаключениях.

— Да-да. Я так и сказала своей подруге. Она ваша большая поклонница. Просто обожает детективные романы и кино. Она была бы счастлива познакомиться с настоящим сыщиком.

— Я не могу не отметить, что показанное в кино совсем не похоже на настоящую следственную работу. Я, наверное, мог бы ей объяснить разницу.

— Точно. Это было бы чудесно. Просто супер, — героиня почувствовала, что едва увернулась от пули, и поспешила вернуть разговор в нужное русло. — Так вот, когда вы сказали, что на нас напал один и тот же человек, я сначала не придала этому значения, а потом вспомнила, что уже видела Мельникова. Я думала, мне это приснилось, но после того, как вы открыли мне глаза, я поняла, что ошибалась. Белый Кот, убийца то есть, показывал мне его фотографию и фотографии четырёх других людей.

Бах!

Правосудов с Оксаной совершенно синхронно крутанулись на месте в поисках источника шума. Им оказался стул, на котором до недавнего времени восстанавливал дыхание и душевное спокойствие помощник следователя. Теперь же предмет мебели валялся в осколках того, что судя по всему было не то вазой, не то пепельницей. Лицо всскочившего на ноги толстяка вновь начало стремительно наливаться насыщенным пунцовым цветом. Его толстые губы тряслись в предвкушении нового словесного взрыва.

— Как… Как ты… Как ты посмела скрывать от капитана такую важную информацию?! Ты не понимаешь, что стоит на кону?! Эгоистичная девка, бестолковая дура! Быстро говори, что ещё знаешь!

— Помолчи, Максим Егорович, я тебя прошу. Я уверен, от этого крика выпрямятся последние извилины в твоём мозге.

— Но… Но капитан… Она же… — толстяк осёкся, стоило ему встретится взглядом с начальником.

Правосудов встал с кресла и расправил плечи. Проведя рукой по иссиня чёрной шевелюре, он довольно ухмыльнулся и посмотрел на Оксану с видом, так и кричащим: «Как же вам всем повезло, что вы можете лицезреть меня, а не вас». Следователь почувствовал, как по его венам вновь бежит обжигающе горячая кровь защитника справедливости, а не тот студень, что заполнял их пару минут назад. Он крепко запечатал воспоминания о временной слабине и упадничестве в самом далёком уголке его сознания. Сыщик вновь готов был выйти на охоту…

— Сразу скажу, я не знаю, кого ещё он собирается убить. Помню только то, что там были и мужчины, и женщины. Но как я ни старалась, никаких деталей вспомнить не получилось.

— Вполне естественное состояние для закрытой черепно-мозговой травмы, я полагаю. Не бойтесь, я не рылся в ваших медицинских документах, врачебная тайна не нарушена. Я определил диагноз по характеру нанесённых ран. В этом нет ничего сложного для человека, настолько сведущего в анатомии как я.

— Эм… Да, спасибо. Но я подумала, если у вас есть какие-то зацепки, подозреваемые или что-то ещё, я могла бы помочь, — Оксана проигнорировала цыканье и ворчание помощника следователя, ведь ей наконец-то удалось подобраться вплотную к своей цели. — Может, я посмотрю на людей, которых вы «отрабатываете», и узнаю кого-то или вспомню что-то ещё?

— Боюсь, ничего подобного