Это, несомненно, добавило привлекательности политике безоговорочной капитуляции, которая описывалась как «не только формула жесткой политики в отношении Германии [но и] формула, позволяющая избежать обсуждения будущего Германии». Часто утверждалось, что эта политика, сдерживая внутреннюю оппозицию Гитлеру, исключала возможность краха Германии до того, как советские войска достигнут сердца Европы. Тринадцатистрочный рассказ Черчилля о событиях 20 июля 1944 года вряд ли позволяет высоко оценить их значение. Но есть четыре момента, о которых следует помнить. Одним из главных аргументов, использовавшихся немецкими националистами для «организации сочувствия» в период между войнами, было сильно преувеличенное утверждение, что союзники не выполнили условия капитуляции в 1918 году. Что немцы воспользовались бы любой возможностью повторить этот процесс, говорят попытки, которые они предпринимали после 1945 года, чтобы навязать своим завоевателям точные обязательства по Гаагской конвенции о сухопутной войне. Во-вторых, одной из главных целей войны было доказать немцам, что агрессия – дело невыгодное. Эта мораль была бы утрачена, как и в 1918 году, если бы условия, предложенные новым немецким правительством, были приняты, поскольку будущие поколения могли бы тогда утверждать, что поражения можно было бы избежать, если бы люди, предложившие такие условия, не ударили в спину нации. Немецкая армия должна была сопротивляться до конца и потерпеть ощутимое поражение на поле боя. В-третьих, весьма сомнительно, что какая-либо группа антинацистских заговорщиков, достаточно сильная для того, чтобы добиться успеха, была бы готова хоть на мгновение рассмотреть условия, на которых к тому моменту должны были настаивать союзники. «Я помню несколько попыток разработать условия мира, которые удовлетворили бы гнев завоевателей против Германии. В изложении на бумаге они выглядели настолько ужасными и настолько превосходили то, что было сделано на самом деле, что их публикация только стимулировала бы сопротивление Германии». В-четвертых, любая политика, не предусматривающая безоговорочную капитуляцию, скорее всего, усилила бы подозрительность русских по отношению к союзникам, что значительно увеличило бы риск заключения ими сепаратного мира. Задача англо-американцев оказалась бы значительно осложнена, если бы Сталин действовал в соответствии с заявленным намерением остановить свои армии, как только последний немец будет изгнан с русской земли. Это возражение не снимается тем фактом, что Сталин, как говорят, был сторонником разработки точных условий капитуляции.

Но если решимость не разрабатывать условия для Германии до последнего момента была разумной политикой, то поспешные отступления от нее выглядели бы бессмысленными. Нужно было либо тщательно рассмотреть планы, разработанные после длительного изучения чиновниками-экспертами, либо вообще отказаться от такой повестки.

Как бы то ни было, этот вопрос обсуждался на высшем уровне эпизодически и без какой-либо справочной документации. Это означало, в частности, что, столкнувшись с планом Моргентау, Черчилль не смог предложить никакой продуманной альтернативы. «Сначала я яростно выступал против [идеи ограничения германской промышленности]. Но президент вместе с господином Моргентау – от которого нам нужно было многое потребовать – был так настойчив, что в конце концов мы согласились его рассмотреть». Иден не присутствовал (хотя, узнав о случившемся, он немедленно отправился в Квебек и горячо осудил план). Главным гражданским советником Черчилля на конференции был лорд Червелл, который, по словам Корделла Халла, убеждал его согласиться, соблазнившись перспективой, что тем самым Британия решит проблему послевоенного экспорта, которая вызывала все большее беспокойство в Лондоне. В то же время президент, наконец, уступил требованию британцев о предоставлении им в качестве оккупационной зоны северо-западной части Германии. Это соответствовало первоначальным планам, предложенным Комитетом Эттли и одобренным Европейской консультативной комиссией. Но в течение некоторого времени президент придерживался идеи о том, чтобы оккупировать немецкие порты, дабы упростить американские линии коммуникаций. «Британский штаб считал, что первоначальный план лучше, а также усмотрел множество неудобств и осложнений при внесении изменений». Говорят также, что британский флот стремился к контролю германских военно-морских баз и верфей. В качестве компромисса первоначальный план был скорректирован таким образом, чтобы предоставить американцам анклав в Бремене и права на железные дороги, ведущие на юг Германии. Как и президент Рузвельт, Черчилль в Квебеке в отсутствие своего главного советника по иностранным делам оказался втянут в обсуждение внешней политики. Он сказал, что у него не было времени для детального изучения плана и, конечно, в ретроспективе он не считает, что серьезно вникал в него. Возможно, он также «поддался на уговоры старого верного друга».

Со стороны союзников были предприняты многочисленные попытки добиться смягчения или хотя бы разъяснения политики «безоговорочной капитуляции». По уже упомянутым причинам они не встретили большого сочувствия у премьер-министра. «Фактические условия, предполагаемые для Германии, если их подробно изложить, не настраивают на успокоение». Но он понимал крайнюю нежелательность ситуации, когда в итоге немцы окажутся «в едином отчаянном блоке, для которого нет никакой надежды». Он уже объяснял, что под «безоговорочной капитуляцией» подразумевается, что способность противника к сопротивлению должна быть полностью сломлена, а не то, что союзники должны запятнать свое победоносное оружие бесчеловечностью.

Он развил эту идею в палате общин 22 февраля 1944 года:

«Термин „безоговорочная капитуляция“ не означает, что немецкий народ будет порабощен или уничтожен. Он означает, однако, что в момент капитуляции союзники не будут связаны с ним никакими договорами или обязательствами. Не будет, например, стоять вопрос о том, чтобы Атлантическая хартия по праву применялась к Германии… Безоговорочная капитуляция означает, что победители получают свободу действий. Это не означает, что они имеют право вести себя варварским образом или что захотят вычеркнуть Германию из числа европейских народов. Если мы связаны, то связаны своей совестью и цивилизацией».

Конечно, было много случаев, когда Черчилль говорил о немцах, что называется, «без обиняков»:

«Дважды в течение нашей жизни, а также трижды в течение жизни наших отцов они ввергали мир в свои экспансивные и агрессивные войны. В них самым смертоносным образом сочетаются качества воина и раба. Они не ценят свободу сами, и зрелище ее в других вызывает у них отвращение. Когда они становятся сильными, то ищут свою добычу и с железной дисциплиной следуют за любым, кто приведет их к ней. Ядром Германии является Пруссия. Там источник повторяющихся эпидемий. Убежден, что британский, американский и русский народы, которые дважды за четверть века понесли безмерные потери, подвергались опасности и проливали кровь из-за тевтонского стремления к господству, на этот раз предпримут шаги, чтобы сделать так, чтобы Пруссия или вся Германия оказались не в силах снова напасть на них с едва