Поречье незадолго до конца рабочего дня. Не обращая ни на кого внимания, прошла в свой кабинет, заперла дверь на ключ, чтобы никто не мешал, села в кресло и погрузилась в раздумье. Надеялась успокоиться. Но чем дольше перебирала в памяти случившееся, тем больше выходила из себя. Все из-за этой Титовой. Самонадеянная, нос дерет. Ну был бы мало-мальский опыт — куда ни шло. А то ведь только что вылупившийся цыпленок. Ну почему было не подождать ее, Инны Кузьминичны, возвращения и не посоветоваться, как лучше поступить в этой заварушке? Почему? На минуту ход ее мыслей прервался. Так бывает, когда человек долго мается в поисках ответа на какой-либо мучительный вопрос, а ответ-то, оказывается, до смешного прост. Некоторое время человек находится в состоянии почти гипнотического оцепенения. Ну как это он раньше не мог до этого додуматься? На лице Инны Кузьминичны появилась едва заметная саркастическая улыбка. Конечно же, Титова воспользовалась случаем и умышленно завысила число заболевших детей. Цель? Задачка для приготовишек. Опорочить Норейко, поставить под удар и самой занять ее место. Интересно, какая роль во всем этом уважаемого Ивана Валерьяновича? Знал ли он о замыслах этой очень непростой особы? Если знал или хотя бы догадывался, то пускай не рассчитывает на спокойную жизнь. С чего начинать? Нужно до приезда Якова Матвеевича самой проверить амбулаторные карты заболевших. Потерев озябшие руки, Инна Кузьминична подошла к двери, повернула ключ и, выйдя из кабинета, позвала к себе дезинфектора:

— Найдите список заболевших желтухой, у которых вы проводили дезинфекцию, поднимите амбулаторные карты и положите их мне на стол.

Минут через двадцать все шесть амбулаторных карт были доставлены в кабинет главврача. Первая заполнена рукой Инны Кузьминичны. Ее сразу же отложила в сторону: не станет же она проверять самое себя. С остальными пятью пришлось повозиться. Рассчитывала придраться к записям, но эту надежду пришлось сразу же оставить: все было записано так подробно, что автора можно было бы упрекнуть скорее в педантизме, чем в чем-либо другом. «Студенческая привычка, — дала оценку Инна Кузьминична. — Ничего, пооботрется». Ну, теперь самое главное: обоснование диагноза. У одного ребенка он сомнений не вызывал. У второго — можно было толковать по-разному. Ну а остальные четыре ни в какие ворота не лезли. Желтухи не было. Какое-то недомогание. Ну и что? У кого его не бывает зимой? Да почти у каждого мальчишки после игры в снежки сопли текут. А другой, бывает, силясь показать свою удаль, в прорубь угодит. После этого не то что недомогание, а настоящее воспаление легких можно схватить. Но это ж все-таки простуда, а не инфекционное заболевание. Так что тут Наталье Николаевне не придется нос задирать. Нужно ли ее вызывать и отчитывать? Нет, не стоит. Пусть приезжают районные специалисты и сами разбираются. Инна Кузьминична успокоилась: причины неприятности все на виду. Горькая пилюля готовится Ивану Валерьяновичу.

Кто-то постучался в дверь. Минутой раньше Норейко ответила бы, что она занята. Но теперь настроение было другое.

— Войдите.

В дверях появилась Титова. Инна Кузьминична ожидала кого угодно, только не ее. «Неужели пронюхала? — мелькнула мысль. — Хотя чему тут удивляться? Ванюша мог позвонить ей по телефону и посоветовать уладить назревающий конфликт миром. Сейчас она станет извиняться и просить совета, как исправить допущенную оплошность. А никак! Ей нужно посочувствовать, сделать вид, что этим озабочены все. Но дело зашло так далеко, что уже ничем не поправишь».

— Инна Кузьминична, — начала Титова, — я хотела с вами посоветоваться.

«Как в воду глядела», — торжествующе подумала Норейко и вслух произнесла:

— Я вас слушаю, Наталья Николаевна.

— Об этом я никому еще не говорила.

«Так уж и никому. А смотрит, смотрит-то как. Ну прямо-таки ангел». Инна Кузьминична была уверена, что знает, с чем пришла Титова, и даже улыбнулась:

— Я слушаю, слушаю вас.

— У Тереховой рак груди.

Норейко остолбенела:

— Какая Терехова? При чем тут рак?

— Притом запущенный.

— Наталья Николаевна, вы, наверное, переутомились и несете, извините, чепуху.

— Не чепуха это, Инна Кузьминична, а настоящий рак.

— Вы знаете, что завтра к нам приезжает комиссия?

— Зачем?

«Что она, дурочку из себя строит? Ведь знает же, знает, не может быть, чтобы не знала. Товарищ Корзун наверняка позаботился о своей крале».

— Вы сколько выявили заболевших инфекционной желтухой?

— Пятерых.

— А вы понимаете, что это «рекорд» даже в районном масштабе?

— При чем тут рекорды? Я знаю одно: с инфекционными заболеваниями нужно бороться всерьез и не думать ни о каких рекордах. Кроме того, я в институте немного занималась желтухой специально.

Инна Кузьминична пропустила последние ее слова мимо ушей.

— Наивная вы девочка. Вот завтра приедет комиссия, разберется в ваших художествах и всыплет так, что закажете не только себе, но и своему ненаглядному Ванюше.

По взгляду Титовой Инна Кузьминична поняла, что переборщила. Служебные дела не следует смешивать с личными. Но в запальчивости можно сказать и не такое. Ничего, переварит.

— Ну что вы на меня так смотрите? — с ноткой ожесточения спросила Норейко. — Неприятно слышать?

— Откуда у вас все это? — в свою очередь спросила Титова. Она разглядывала сверлящие глазки-пуговки стоявшей напротив женщины, ее тонкий, как у Буратино, кончик носа и неожиданно для себя подумала, что черты лица человека и впрямь находятся в какой-то непостижимой связи с его характером. Об этом много говорят и пишут. Даже придумали такие выражения, как «волевой подбородок», «упрямый лоб», «орлиный взгляд». Конечно, тут много приблизительного, но Наталья не помнит, чтобы человек с мелкими чертами лица отличался особой добротой. Чаще эти люди завистливы, злопамятны и не очень разборчивы в средствах для достижения своих целей. Все это так. Но надо же растолковать Инне Кузьминичне, что ее ошибка стоила другой женщине не просто здоровья, а жизни. Да, жизни! Наталья попыталась сказать об этом еще раз:

— Я вчера была у Тереховой…

— Да вы что, милочка? Вам говорят о комиссии, а вы мне снова талдычите о каком-то раке.

— Может быть, потом поймете: я пыталась сделать все, что могла, ответила Титова и, повернувшись, вышла.

Вернувшееся было к Инне Кузьминичне настроение снова испортилось. И все из-за Титовой. Какая-то в ней инфантильность, она не в состоянии отделить главное от второстепенного. Не понимает, что комиссия это и есть комиссия. Ее выводы — вещь более чем серьезная. Тут уж не поможет даже сам заместитель главврача Иван Валерьянович Корзун. Да, что она там плела о каком-то раке? У кого? У Веры Тереховой? Почудилось девке. Она ведь еще, можно сказать, студентка. А студенты, как известно, пока наберутся знаний о разных болезнях, не