Василь… Нечего сопеть. Этот за злотый кишки тебе выпустит и на твою же шею намотает. Зато с таким сопровождением от подозрений оба избавимся… Чтоб поверил ты мне, письма те при тебе сейчас останутся. Жизнь свою тебе вручаю, Василь. Хоть и поганую, но уж какую имею.

Я буквально слышал, как ворочаются мысли в голове у Кочубея. Не то, чтобы он был тугодумом — просто всё происходящее рвало шаблоны в клочья. Он видел, что я не шучу и не играю с ним. Но репутация у Мазепы ещё та, да и петровского приговора с него никто не снимал, а значит, рискуем мы оба.

У нас был только один шанс «проскочить», и этот шанс имел имя и титул: светлейший князь Александр Данилович Меншиков. Ещё один хитрый да изворотливый, ненамного лучше прочих. Но, в отличие от Ивана Степановича Мазепы — предавать не умел. И на том строился мой расчёт.

Если у Василя хватит ума его заинтересовать — половина дела, считай, сделана. И тогда вместо истеричных метаний Мазепы то в Батурин, то из Батурина встреча гетмана и князя всё же состоится. А что сказать ему вне протокола, я уже знаю.

Репутацию продажной шкуры я буду эксплуатировать на всю катушку — за неимением иной. Так что не настолько моё положение безвыходно.

3

…Я успокоился лишь тогда, когда верный сердюк доложил: Кочубей и казак Иван Рубило, его сопровождающий, отъехали через Киев и направляются на запад… Василю тоже под двойное ярмо лезть неохота, потому я был в нём уверен: письма довезёт и найдёт способ передать их князю Алексашке. Да и приватно с тем поговорить, тоже полезно будет. Ничего особенного я на словах передавать не собирался. Лучше уж при личной встрече, меньше мороки.

«А коли не так станется, как ты думаешь?» — влез со своим нытьём Мазепа.

«Значит, пойдём каждый своим маршрутом — ты в ад, а я туда, куда заслужил, — не без иронии подумал я. — Спокойной ночи».

«Боязно мне, Георгий».

«Если не трудно, бойся молча, я спать хочу…»

И впервые за эту неделю я уснул, что называется, без задних ног.

Глава 6

Глава 6.

1

Если бы я мог наблюдать за ситуацией со стороны… Но по сравнению с нашим временем восемнадцатый век предоставляет очень мало возможностей для широкого кругозора. Он доступен считанным людям — монархам, их приближенным да немногим пока ещё видным учёным и начинающим энциклопедистам.

Именно поэтому я спал более-менее спокойно… Наивный человек. Впрочем, и Иван Степаныч тоже подуспокоился, перестал ныть. Может быть, ему тоже хотелось поспать, кто знает. Ни он, ни я и предположить не могли, какой узелок сейчас завязался на условном «дереве» истории…

Взгляд со стороны

Читая это письмо, он не знал, что и думать.

Рука — ведома. Слог — совершенно иной, будто чужой человек писал. Да и передали ему сию цидулку столь секретно, что поневоле задумаешься. Стоит ли видеться с тем, кто записку свою к сей цидуле приложил? Просит о встрече, притом о тайной: мол, не с руки прилюдно показываться, покуда всё не прояснится.

Риск Александр Данилович любил, но в меру. А послание от гетмана было столь таинственным, что хотелось получить ответ на каверзный вопрос: от кого он таится и для чего сия игра? Потому ради встречи обрядился светлейший князь в мундир преображенский, привесил на портупею шпагу, да пистоль за пояс заткнул. Что бы там ни было, а бережёного Бог бережёт.

Его выдержке мог бы позавидовать кто угодно, однако даже Меншиков не ожидал увидеть этого человека в одеянии средней руки казака. Живым и не в оковах. Рука невольно легла на рукоять пистолета.

— Какими судьбами, Василий Леонтьевич? — тщательно взвешивая каждое слово, сказал князь. — Слышал, будто тебя государь отправил гетману в железах, а ты, я гляжу, вольным человеком ходишь.

— То дело меж мною да гетманом, — без особого удовольствия ответил Кочубей. — Он меня к тебе и послал с тем письмом. Читал?

— Читал, — Меншиков тоже без особенной радости убрал руку с пистолета. — Писано было, будто личность посланца многое скажет, чего бумаге доверить не можно. Не ошибся гетман. Видать, дела у него хуже некуда, раз тебе доверился.

— Пояснения надобны?

— Валяй, Василий Леонтьевич. Я тебя слушаю…

Рассказ надолго не затянулся. Меншиков знал о том деле, из-за которого Кочубея с Искрой осудили. А теперь именно доносчика Мазепа и присылает с письмом…нет — с криком о помощи. И тем дает понять, что всё, сказанное Кочубеем на допросах — истинная правда. Вот только причины сего показались совсем в ином свете.

— … и требуют, чтоб гетман прилюдно объявил о переходе Малороссии в шведское подданство, — продолжал казак. — И чтоб провиантские магазины, что для армии государевой собраны, шведу передал. Открыто отказать им гетман не может — убьют. Оттого и помощи просит.

— Каковая помощь ему потребна? — тут же поинтересовался Меншиков.

— Ты, князь. И полки твои. Гетман тебя в Батурин зовёт, о том сказал на словах передать.

— А коли лжёте вы оба — и ты, и гетман?

— Коли брешу, так коли меня шпагой, — мрачно сказал Кочубей. — На мне и без того царёв приговор, едино лишь милостью гетмана жив. Невеликого я разума муж, однако ж давно смекнул, чего он хочет. Думай и ты.

— Видать, мы с тобою об одном и том же помыслили… Добро. Мне отъехать надобно, а тебя отослать некуда, чтоб тайну сберечь — Каролус на пятки наступает. Слыхал небось?

— Про Головчино — слыхал дорогою. Стало быть, некогда тебе ни с кем совет держать, сей час решать треба.

— Тогда со мною поедешь.

— К государю? А ну как меня слушать не пожелает?

— А мы, Василий Леонтьевич, тебя не сразу государю покажем. Сперва я с ним говорить стану. Появилась у меня мыслишка…

2

Хорошо быть большим начальником. К тебе с разными вопросами — а ты вызываешь подчинённых и грузишь их работой. Вот и я поступал ровно так же. И кстати, нисколько не погрешил этим против здешних неписанных правил. Гетман не занимается вопросами посевной и уборочной, а также распределением продовольствия и доходов — у него для этого есть генеральный обозный и генеральный писарь. Дело гетмана — разруливание «тёрок» между старшиной, то есть внутренняя политика, и