В течение следующих десяти лет он играл важную роль в политическом развитии страны, а в 1787 году на Конституционном собрании внес ключевой вклад в систему сдержек и противовесов, которая используется в Америке и поныне. Герри отказывался подписывать изначальный вариант конституции без Билля о правах[72]. Он проиграл ту битву – в 1789 году конституцию приняли без Билля – но выиграл войну: два года спустя документ все же был принят. Отчасти именно благодаря Герри американцы пользуются официально закрепленными правами и свободами, такими как свобода слова и свобода прессы.

Более того, будущий президент Джон Адамс был под таким впечатлением от его законотворческих успехов, что написал: «Если бы все присутствующие равнялись на Герри, правам и свободам Америки был бы не страшен сам дьявол»[73]. Может быть, и так, но впоследствии многие и впрямь стали равняться на Герри в избирательных вопросах, и это нанесло правам граждан большой урон. К несчастью для себя, он вошел в историю не как отец-основатель Билля о правах, а как отец-основатель американских фальсификаций. В 1810 году его избрали губернатором Массачусетса. Америка на тот момент была еще молодой и хрупкой демократией, и, подобно многим другим странам, упомянутым в этой книге, избирательное законодательство было еще слабым, процветала скупка голосов. Герри состоял в Демократическо-республиканской партии Томаса Джефферсона. На выборах 1812 года она столкнулась с жесткой конкуренцией со стороны Федералистской партии Александра Гамильтона. В преддверии выборов отделение партии в штате Массачусетс решило сформировать избирательную карту таким образом, чтобы сторонники федералистов оказались компактно расположены в немногочисленных округах, а Демократическо-республиканская партия получила бы максимальное преимущество в парламенте штата.

В итоге они настолько исказили границы избирательных округов, что люди начали замечать неладное. В выпуске «Boston Gazette» от 26 марта 1812 года вышла карикатура на один из новых округов причудливой формы. Художнику осталось дорисовать крылья и раздвоенный язык, и получилась саламандра. Подпись гласила: «ГЕРРИМАНДРА: новый вид чудища…»[74] Словечко прижилось и затмило все прочие достижения Герри. Это несколько обидно, ведь сам он, как сообщали, не только не имел отношения к замыслу, но и высказался резко против. Впрочем, в итоге он неохотно подписал закон с изменениями[75].

Как бы то ни было, тактика сработала превосходно – по крайней мере, в краткосрочной перспективе. По всему штату федералистам досталось на 1602 голоса больше, ситуация явно складывалась не в пользу партии Герри. Однако, благодаря искаженным границам, федералисты одержали победу лишь в 11 из 40 избирательных округов. Что касается долгосрочных последствий, эта стратегия принесла Герри большие проблемы. Неприкрытая манипуляция волеизъявлением избирателей вызвала шквал критики. Репутация Герри была запятнана, и ему не удалось переизбраться на следующий срок. Впрочем, он восстановил свое положение и продвинулся до поста вице-президента при президенте Джеймсе Мэдисоне. В этой должности и умер – в 1814 году, в возрасте 70 лет[76].

Перекройка избирательных округов впоследствии вошла в целый ряд политических систем по всему миру, особенно там, где низкий уровень распространенности СМИ и общественного наблюдения позволял проворачивать дела незаметно. И даже в сегодняшних США эта форма фальсификаций продолжает существовать в более тонком и хитром виде, искажая результаты голосований с серьезными последствиями для качества американской демократии[77].

Проблемы, вызванные искривлением границ, хорошо иллюстрирует парадокс, который бросает тень на каждые выборы в Конгресс. Социологические опросы последовательно демонстрируют, что лишь 10–20 % американского населения положительно относятся к этому законодательному органу. Аналогичный уровень расположения американцы испытывают к тараканам (да, такие соцопросы тоже проводились)[78]. Но, несмотря на общественное презрение, лишь 8 из 435 народных избранников не смогли переизбраться в 2016 году[79]. Это один из самых низких показателей в мире – гораздо ниже, чем такие же показатели в законодательных органах стран Африки южнее Сахары, а ведь этот регион по остальным параметрам считается куда менее демократическим.

Разумеется, одна из причин подобного положения дел – границы округов, заранее продуманные заинтересованными парламентами штатов. Текущим руководителям разрешили рисовать избирательную карту, определяющую места, за которые они конкурируют. С таким же успехом можно поставить лис сторожить курятники. В результате многие карты округов напоминают чернильные кляксы, а не нормальные географические районы. К примеру, в Иллинойсе четвертый избирательный округ прозвали «латинскими наушниками», потому что он объединяет два отдельных района, населенных преимущественно латиноамериканцами, а между ними тянется тонкая полоска, местами шириной в одну дорогу[80]. Из-за такого причудливого территориального деления сторонники Демократической партии оказываются максимально сконцентрированы на единственном искривленном участке, а республиканцы могут одерживать победы в прилегающих районах, хотя с географической точки зрения они в подавляющем меньшинстве. В сухом остатке получается ослабление представительства латиноамериканцев и несоразмерно большое количество округов, голосующих за республиканцев, которое не подтверждается избирательной статистикой.

Общий вклад этих исторических практик весьма сомнителен. Некоторые современные политологи утверждают, что перекройка округов не оказывает губительного влияния на партийный состав американской Палаты представителей[81]. Она, конечно, искажает волеизъявление избирателей, но это происходит с обеих сторон, а значит, ситуация симметрична и в масштабах страны справедливость в целом сохраняется[82]. Более того, некоторые полагают, что махинации с географическим распределением голосов основаны на предубеждениях: считается, что люди, занятые в одной сфере и проводящие время вместе, проживают по соседству и имеют похожие взгляды. Это объясняет, например, различия между Нью-Йорком и сельскими районами этого штата[83].

Экономические факторы, народные предпочтения и паттерны миграции, разумеется, частично объясняют современные избирательные результаты в США. Правда и то, что взаимные махинации выравнивают счет между партиями. Но ограничиться этим было бы большой ошибкой. Есть другие свежие эмпирические исследования, например, анализ, проведенный в мае 2016 года Центром правосудия Бреннана, где показано, что в сухом остатке перекройка округов приносит преимущество лишь одной из партий. А именно, электоральное мошенничество оставляет республиканцев с 16–17 дополнительными местами, которые они бы не получили без специально нарисованных окружных границ[84]. Для сравнения, чтобы текущее большинство принадлежало не республиканцам, а демократам, нужно поменять лишь 24 места. Разница такого масштаба может оказаться критически важной.

Вдобавок эта общенациональная диспропорция складывается из-за горстки штатов, в которых одна партия имеет несоразмерное преимущество над другой. Согласно количественному анализу Центра Бреннана, самые жульнические результаты приходятся лишь на три штата: Северную Каролину, Мичиган и Пенсильванию. Остальное преимущество при распределении мест республиканцы получают во Флориде, Огайо, Техасе и Вирджинии. Со стороны демократов самые злостные фальсификаторы – Массачусетс, Мэриленд и отчасти Иллинойс. Однако общий вклад этих трех штатов гораздо меньше, чем отклонения из республиканских штатов. По сути, в таком случае меньше четверти американских штатов искажает партийное распределение мест в национальном законодательном органе.

Эти