взглядов других людей, лежащих на шезлонгах, которым не остается ничего другого, кроме как заниматься созерцанием чужих тел. Мое тело уже не так молодо, как тогда, я старше на двенадцать лет и больше не могу соревноваться с чужими упругими попами. Забавно: когда меня сейчас фотографировали, я приняла ту же позу, что и тогда, как будто моя прежняя внешность на мгновение вернулась. В действительности же мое тело давно затронуто процессом старения, а мое ментальное состояние подверглось многочисленным испытаниям, уготованным мне жизнью.

Реклама спа

Косметические компании, демонстрируя в рекламе свои продукты, стараются достичь чувственного эффекта присутствия, свойственного живописи. Можно сформулировать иначе: реклама, показывающая жидкие или кремообразные яркие субстанции, напрямую активирует переживание телесности, воздействуя на зритель*ниц через органы чувств. Вчера в спортзале я как раз изучила подобный спа-плакат, на котором была изображена спина молодой женщины и руки другого человека, наносящие на нее что-то вроде белого крема – некое живописное вещество. Производитель лака для ногтей Essie также использует подобные приемы в своих рекламных плакатах: с них на тебя будто выпрыгивает сочная блестящая волна цвета и пробуждает в тебе чувственное желание обладать подобным цветом, который будет прятать под собой ноготь. Ноготь становится носителем непроницаемой гладкой краски, чей блеск напоминает поверхность люксовых товаров, например спортивного автомобиля. Благодаря лаку ноготь мутирует в лакированный фетиш, который – по аналогии с товарным фетишизмом – скрывает свои реальные характеристики (ломкий, треснувший ноготь). Подобный тактильный эффект стремятся создать и яркие пастообразные краски на постерах-холстах. Однако, в отличие от лака, они отсылают к процессу создания живописи и напоминают о художнике, дух которого будто присутствует в рисунке.

Госпожа Ахенбах

Название книги Доротеи Ахенбах «Теперь каждый знаком с моим бельем» [11] (Meine Wäsche kennt jetzt jeder, нем.) несколько отталкивает своей фамильярностью. Но поскольку «рассказ обманутой жены» дополняется более релевантным для меня «рассказом жены арт-дилера, обвиненного в мошенничестве», я ее все-таки прочла. В глаза сразу бросаются противоречия, на которые невозможно не обратить внимание при чтении. Например, в тексте на обложке Хельге Ахенбах указан как главный герой, однако в самой книге его зовут Кремером. Зачем авторка дает ему псевдоним, если читатель*ницы уже в курсе, о ком идет речь? В книгу вошли даже некоторые личные письма-извинения Ахенбаха, которые он отправлял жене и семье, – они, к сожалению, прежде всего демонстрируют, как неправдоподобно выглядят чувства, когда они передаются через клише. Хотя он, словно мантру, постоянно повторяет, как ему жаль, его тон так самоуверен, будто он упивается своим несчастьем. Кроме того, остается загадкой, зачем госпожа Ахенбах продолжает поддерживать своего мужа, который не только ее обманул, но и изображается ею как преступник. При этом рассказать о нем хорошего ей тоже нечего: он постоянно забывал про день свадьбы и ничего не дарил ей на день рождения. Ее внутренние переживания в связи с утратой статуса и состояния не сильно трогают – прежде всего потому, что она выбирает стандартные выражения вроде «мне было плохо». Особенно раздражающими мне показались ее тяга к черному юмору и грубость ее языка. В связи с этим книга напомнила мне жалобы разочарованных жен среднего класса, которые можно подслушать в раздевалке фитнес-клуба. И пока госпожа Ахенбах постоянно уверяет читатель*ниц, что никогда не участвовала в махинациях своего мужа, на обложке написано, что она работала арт-консультанткой. Так все-таки они работали вместе? Создается впечатление, что в некоторых местах она аккуратно выбирала слова, держа в голове возможные иски вдовы сына основателя торговой сети Aldi. Хотелось бы узнать побольше о том, как дети Ахенбахов пережили заключение под стражу своего прежде такого могущественного и успешного отца. И хотя в книге говорится о том, что они были травмированы событиями, подробностей этой травмы нам не сообщают. Тот, кто надеется узнать что-то новое о сделках в мире искусства, также будет разочарован. Книга не сообщает ничего такого, чего нельзя было бы прочитать в прессе. Но, несмотря на всё это, книга хорошо продается – наверное, потому что пытается описать психодинамику семьи при вскрытии преступления, хотя и справляется с этой задачей весьма поверхностно.

Родительское собрание

Поводом для родительского собрания стало знакомство с новой учительницей немецкого. Родители используют подобные собрания, чтобы пообщаться друг с другом. Я познакомилась с отцом девочки, которая недавно бежала с семьей из Сирии в Берлин и была принята в класс моей дочери. Отец рассказал мне о сложностях своей новой жизни: он не может работать здесь бухгалтером из-за различий в законодательствах и поэтому должен начинать с нуля. Сейчас он живет со своей семьей у друзей, хотя и не теряет надежды найти собственную квартиру. Очевидно, в Сирии его семья принадлежала к привилегированному сообществу, у которого были связи за границей. Он также рассказал мне, что в школе, где учится его дочь, его активно поддерживают. Сейчас он подрабатывает в школьной администрации, чтобы разобраться с нюансами административной работы в Германии. Я также предложила ему свою помощь: он всегда может обратиться ко мне, если у него возникнет проблема или ему понадобится помощь. В конце нашего разговора я очень четко почувствовала разрыв между его миром, в котором он борется за выживание, и моим – относительно привилегированным. Разрыв, который не в состоянии преодолеть даже эмпатия и участие. Взволнованная и растерянная, я позвонила одной своей подруге, работающей с мигрантами, и поделилась внезапно возникшей идеей: предложить каждому отелю в Берлине предоставить комнату для беженцев. Она рассказала, что в Christie’s скоро пройдет аукцион и выручку можно будет потратить на подобную инициативу. Она занимается и другими проектами помощи беженцам, что меня восхищает и вызывает у меня желание повторять за ней. Я бы с удовольствием покинула свое «беличье колесо» и вырвалась из водоворота обязательств, чтобы активнее помогать другим людям. Многие мои подруги и друзья ощущают подобное: они хотели бы делать что-то полезное, но их захватывают будни, в которых у них много давления и нет свободных ресурсов и сил. И пусть это звучит как неубедительное извинение, но моя жизнь сейчас расписана по минутам, и мне кажется, что я не в состоянии реализовать собственные задумки. В моей ситуации самым адекватным решением кажется освещать важные темы и выпускать журнал. Мы с коллегами и коллежанками из Texte zur Kunst как раз планируем номер на тему «мы vs вы».

Траурная открытка, написанная от руки