ещё более бездонным и синим. Но это ещё не все. Между облаками попадаются какие-то туманные пятна, они и нарушают весь небесный рисунок: всё небо от них колышется, переливается, путается. Там и здесь скрещивается свет, пробивающийся сквозь облака, и тень, падающая от них. Свободно блуждающие пары капризно меняют свои очертания.

И лес, и ветви деревьев — всё вплоть до стебельков травы и листьев тает, дремлет, томится, клюёт носом, опьянённое светом и жарой. Край леса как бы ровно подрезан с одной стороны, и от него начинается широкое поле. По нему летают тонкие паутинки и тут же исчезают.

Мы шли, задыхаясь от жары, не успевая вытирать пот, и всё глядели на небо, всматривались в глубь рощи, любовались небом и просторами, примыкающими к лесу. Думаете, нам было тяжело? Нисколько! Наоборот, мы почувствовали прилив бодрости. Мы прошли вдоль канала три ри и не встретили живого существа. Разве что из крестьянского двора или из-под кустарника высунет морду собака, посмотрит на нас удивлённо, широко зевнёт и спрячется обратно. Где-то возле леса, громко хлопая крыльями, прокукарекал петух. И всюду был слышен этот бодрящий крик: за стенами сарая, в роще криптомерий, в лесу, в кустарнике. На насыпи, в тени вишни, прохаживались куры. А вдали, у верховья канала, конец широкой водяной ленты как будто исчезал в серебристой пыли. Но подходишь ближе, серебристая пыль рассеивается, и вода, ослепительно сверкая, несётся как стрела.

Мы остановились на одном из мостов и окинули взором весь канал от начала до конца. Игра солнечных лучей непрерывно меняла картину. Вот верховье вдруг потемнело — это упала тень от облака. Тень промчалась вместе с течением и в мгновение ока оказалась над нашей головой. Но неожиданно остановилась, свернула в сторону. И верховье опять ослепительно засверкало. Лес с обеих сторон и вишнёвые деревья, раскинувшиеся возле самой воды, сияли яркой зеленью, как молодая трава после дождя. А с чем сравнить нежный плеск воды под мостом? Это не шум бурлящей реки, с двух сторон сдавленной берегами, и не ласковое журчанье ручейка. Воды много, и она течёт между двумя высокими глинистыми удивительно ровными стенами. Струи воды скользят, переливаются, изгибаются и издают эти звуки. Кого не очаруют они!

Мне даже захотелось оглянуться и посмотреть: не сидит ли поблизости в тени вишни семидесятидвухлетний старик с мальчиком? И я подумал: «Счастливы люди, которые живут в своих деревенских домишках на этих берегах». Конечно, счастливы и мы, разгуливающие здесь в соломенных шляпах и с тросточкой в руках.

VII

Друг, с которым мы бродили по берегу Коганэи, стал судьёй и уехал в провинцию. Но, прочитав первые главы моих записок, послал мне письмо, которое я и помещаю здесь.

«Мусаси — это не то, что в просторечье называется равниной Кампассю[15]. И не просто историческое место, где когда-то Докан получил взамен зонтика цветок ямабуки.

В моём представлении Мусаси имеет более определённые границы, административные и естественные, как, например, деревни, горы, реки, исторические места. И я не зря пришёл к такому выводу.

В центре моей Мусаси лежит Токио. Конечно, не нужно понимать буквально. Нельзя представить образ старины по многочисленным улицам Токио, где возвышаются здания министерств торговли и сельского хозяйства, где происходят громкие судебные процессы.

Недавно одна моя знакомая немка назвала Токио Новой столицей. И она права, если сравнить, например, сегодняшний Токио с Эдо[16] времён Токугава. Поэтому, собственно, город Токио нельзя относить к равнине Мусаси.

Зато его окраину, наоборот, необходимо включить в Мусаси. И, по-моему, именно описание окрестностей Токио поможет передать поэтичность Мусаси. Вспомните такие местечки, как Догэндзака в Сибуя, где вы жили, или Гёниндзака в Мэгуро. Или те места, где мы вместе бродили, окрестности Кисибодзин в Васэда, Синдзюку, Сирогадэ…

Прелесть Мусаси — это не только Фудзияма, горная цепь Титибу, возвышенность Кофу и т. п. Нужно оглянуться на столицу, раскинувшуюся в центре всего этого. Надо бы описать равнину на трёх — пяти ри за чертой города.

Уже в первой части вы показали, как жизнь человеческая тесно соприкасается с природой. Вы даёте много интересных описаний. Всё это так. Но вот как-то мы с братом отправились на прогулку к берегам реки Тамагава. Прошли одно ри, второе, ещё полри, и только тогда появились ряды домов. Они то исчезали, то возникали снова. Навстречу попадались и люди, и животные или тянулись одни поля и леса. Было очень интересно наблюдать эти контрасты, человеческую жизнь, вкраплённую в природу. Так вот, для того, чтобы создалось полное впечатление, нужно бы описать и станции равнины Мусаси или вот такие небольшие посёлки.

И уж конечно, нужно отнести к равнине Мусаси реку Тамагава, которую наши предки называли рекой „шести алмазов“. Где ещё увидишь такую красавицу, как Тамагава? Как прекрасны её воды, обручившие гладкие поля с низкорослым лесом, или пригороды, раскинувшиеся вокруг столицы.

Стоит вспомнить и о низменности в восточном районе. Она большей частью обработана, и так как её поверхность несколько ниже, на ней много заливных полей. Пусть у неё есть свои особенности, но всё же и она примыкает к Мусаси. Начиная от окрестностей канала Кинсибори в Камэидо до берегов реки Кинзгава пейзаж состоит из заливных полей, лесов и деревенских домов. Такой вид характерен для одной части равнины Мусаси. Отсюда особенно прекрасна Фудзи. Отсюда, из Дзуси, Фудзи видна лучше всего, и мы любовались ею, как любуются приезжающие сюда многочисленные любители ловли на живца.

То же можно сказать о горе Цукуба. Когда тень от Цукуба станет низкой, еле заметной, мы в Кампассю чувствуем дыхание Мусаси.

Но к югу и к северу от Токио владения Мусаси суживаются, можно сказать, совсем исчезают. Я думаю, причина в географическом расположении. Здесь проходит железная дорога „Токио“, которая пересекает Мусаси и соединяет её с другими районами.

Если очертить границы Мусаси, то получается такая картина: равнина Мусаси начинается с Дзосигая, проходит по западной части шоссе Накасэндо в Итабаси, достигает Кавагоэ, захватывает уезд Ирума, о котором вы писали в первой главе, описывает круг и кончается на станции Татигава дороги Кобу. В этом районе есть очень красивые станции, такие как Токородзава, Танаси и другие.

Они особенно хороши летом, когда утопают в зелени.

Итак, от реки Татигава, вдоль Танагава до окрестностей Камимару. Хатиодзи к равнине Мусаси уже не относится. И потом от Маруко до Симомэгуро. А как прекрасны здесь такие местечки, как Фуда, Ноборито, Футаго!

Это всё западный район.

Что касается