Шрифт:
Закладка:
Но почему-то сегодня с того момента, как он устремил глаза на сцену, он не чувствовал обычной неприязни; он был невольно вовлечён в мир кукольного действа, и даже тяжёлые звуки сямисэн впервые находили путь к его сердцу. Он смотрел на сцену со спокойным наслаждением, и зрелище страстей антипатичных ему торгашей совпадало с его собственными стремлениями последнего времени. Когда он видел декорацию — вход, завешенный бамбуковой занавеской, парадный вход, выкрашенный красной охрой, решётку, которой отгораживалась левая часть сцены, — вся обстановка бытовой драмы пробуждала в нём неприязнь к атмосфере «нижнего города», тёмной, сырой, но в этом сыром мраке таилась глубина, как в буддийском храме, в которой можно было различить тусклый блеск, подобный сиянию нимбов старинных буддийских статуй в божнице. Этот блеск отличался от яркого света американских фильмов, и рассеянный посетитель, проходя мимо, не заметил бы скрытого в пыли многовековой традиции печального дрожащего сияния.
Второе действие окончилось.
— Вы, наверное, проголодались. Пожалуйста, угощайтесь. Всё это не так уж вкусно… — С этими словами О-Хиса накладывала каждому содержимое своих коробок.
В глазах Канамэ всё ещё стояли лица Кохару и О-Сан, и он с сожалением расставался с ними, но, с другой стороны, он опасался, что старик в своих разглагольствованиях начнёт цитировать: «Живёт чёрт, живёт змея».
— Прошу прощения, что мы вас покидаем…
— Уже уходите?
— Я не прочь досмотреть, но Мисако хочет в Сётику.
— Конечно, мадам… — примирительно произнесла О-Хиса и посмотрела на старика и Мисако.
Супруги, услыхав, что начинается вступление к следующему акту, прошли в сопровождении О-Хиса в коридор. Выйдя на улицу Дотомбори, освещённую ночными фонарями, Мисако облегчённо вздохнула.
— Демонстрация сыновнего долга была не слишком длинной…
Канамэ ничего не ответил. Он направился к мосту Эбису, и Мисако окликнула его:
— Куда ты?
Он обернулся и зашагал вслед за женой, которая торопливо шла к мосту Нихонбаси.
— Я думал, что там легче поймать машину.
— Который час?
— Половина седьмого.
— Как быть?
— Если ты хочешь ехать, ещё не поздно.
— Отсюда быстрее всего на поезде с Умэда.
— Быстрее всего на экспрессе Ханкю, а в Камицуцуи взять такси. В таком случае мы здесь расстанемся.
— А ты куда?
— Погуляю в Синсайбасисудзи[33] и поеду домой.
— Если ты возвратишься раньше меня, не скажешь ли, чтобы меня встретили в одиннадцать часов? Я позвоню.
— Хорошо.
Канамэ остановил для жены проезжающее такси, «форд» нового образца. Он стоял рядом, пока она не села в машину и он не увидел через стекло её профиль. Потом он повернулся и вновь окунулся в человеческое море на Дотомбори.
4
«Хироси-сан!
Когда у тебя начинаются каникулы? Ты уже сдал экзамены? Я приеду к вам как раз во время твоих каникул.
Что привезти тебе в подарок? Ты просил кантонскую собаку, и всё это время я искал её, но не нашёл. Кантон, как и Шанхай, находится в Китае, однако так далеко от него, что кажется в другой стране. В настоящее время здесь в большой моде борзые, если хочешь, я тебе привезу. Ты, вероятно, знаешь, что это за собаки, на всякий случай посылаю тебе фотографию.
В связи с фотографией я подумал: а не хочешь ли ты фотоаппарат? Как насчёт Pathe baby?[34] Напиши, что тебе больше нравится — собака или фотоаппарат?
Скажи папе, что я нашёл в лавке Kelly and Walsh обещанную ему книгу „Тысяча и одна ночь“ и привезу с собой, но эта книга для взрослых, а не для детей.
Скажи маме, что я привезу ей пояс из камки и газа. Но поскольку я выбрал на свой вкус, боюсь, она, как всегда, будет меня бранить. Скажи, что я беспокоюсь об этом больше, чем о твоей собаке.
Багажа у меня будет много, одному не унести. А ещё собака. Я дам телеграмму, пусть кто-нибудь приедет меня встречать. Я надеюсь, что прибуду 26-го числа на корабле из Шанхая.
Господину Сиба Хироси
От Таканацу Хидэо».
Двадцать шестого в полдень Хироси с отцом приехали встречать Таканацу. На корабле Хироси быстро отыскал каюту дяди.
— Дядюшка, а где собака? — первым делом спросил он.
— Собака? Она в другом отделении.
В пиджаке из грубой ткани, в сером свитере и такого же цвета фланелевых брюках, Таканацу, собирая в тесной каюте багаж, беспрерывно то брал в рот, то вынимал изо рта сигару, отчего выглядел ещё более суетливым.
— У тебя довольно много вещей. На сколько дней ты приехал?
— У меня кое-какие дела в Токио. Я хотел остановиться у вас дней на пять-шесть.
— А это что такое?
— Вино. Выдержанное рисовое вино из Шаосина. Если хочешь, дам тебе бутылку.
— Внизу дожидается человек. Надо позвать его и отдать все эти небольшие пакеты.
— Папа, а собака? Как же мы повезём собаку? — спросил Хироси. — Ведь слуга должен взять собаку.
— Собака смирная. Ты сам можешь её везти.
— Дядюшка, а она не кусается?
— Совсем нет. Что хочешь с ней делай, она остаётся спокойной. Соберёшься уходить — она тут же побежит за тобой и будет ласкаться.
— А как её зовут?
— Линди. Уменьшительное от Линдберг. Шикарное имя.
— Это вы дали такое имя?
— Она принадлежала одному европейцу. Он её так назвал.
— Хироси, пойди вниз и позови человека, — сказал Канамэ сыну, ничего не помнящему от восторга. — Стюард со всем этим не справится.
Таканацу, стаскивая с койки объёмистые тяжёлые узлы, посмотрел вслед уходящему Хироси.
— Он кажется весёлым, — сказал он.
— Он ещё ребёнок. Выглядит весёлым, но стал очень нервозным. По письмам ты ничего такого не заметил?
— Нет. Ничего особенного.
— Впрочем, определённых причин для беспокойства нет. Нельзя ожидать, чтобы ребёнок начал писать…
— Только вот в последнее время он стал писать письма чаще, чем раньше. Возможно, что-то его заботит… Итак, всё готово. — Таканацу облегчённо вздохнул, сел на койку и с явным удовольствием принялся докуривать свою сигару.
— Но ты ему ещё ни о чём не сказал?
— Нет.
— В этом я с тобой не согласен. Надо сказать.
— Если бы он спросил, я бы всё откровенно объяснил.
— Как же ребёнок вдруг спросит о таком деле, если отец молчит?
— Поэтому разговора ещё и не было.
— Это нехорошо. Чем вдруг ни с того ни с сего ошарашить в последний момент, лучше заранее понемногу намёками дать понять и таким образом подготовить.
— Он уже сейчас
