Читать онлайн Гори, гори моя звезда. «Suum cuique – Каждому своё» - Равиль Нагимович Бикбаев
В нашей электронной библиотеке можно бесплатно читать книгу Гори, гори моя звезда. «Suum cuique – Каждому своё» - Равиль Нагимович Бикбаев полная версия. Жанр: Классика / Юмористическая проза. Онлайн библиотека дает возможность прочитать весь текст книги на мобильном телефоне, планшете или ПК без регистрации и СМС подтверждения - knizhkionline.com.
- Автор: Равиль Нагимович Бикбаев
- Жанр: Классика / Юмористическая проза
- Дата добавления: 17 июнь 2024
- Количество просмотров: 133
- Страниц: 7
Читать книгу бесплатно «Гори, гори моя звезда. «Suum cuique – Каждому своё» - Равиль Нагимович Бикбаев». Краткое содержание книги:
Вниманию читателей представляется два рассказа: «Гори, гори моя звезда» и «Suum cuique — Каждому своё». Написаны под впечатление участия в семинаре писателей в Переделкино. Внимание в тексте встречается: сцены употребления алкогольных напитков; и чуть-чуть ненормативной лексики.
Шрифт:
Закладка:
Равиль Бикбаев
Гори, гори моя звезда. «Suum cuique — Каждому своё»
Гори, гори моя звезда
Смотрите, вон там у старой черной школьной доски перед сидящими за партами учениками стоит краснеющий худенький мальчик, а учитель русского языка и литературы громко и с чувством читает его сочинение. Каждый озвученный пассаж сочинения слушатели встречают хохотом. Это были неблагодарные слушатели, а читали мое сочинение.
Сейчас мне четырнадцать лет и краснею я не от смущения, а от злости и подавляемого бешенства. Это мое первое литературное творение — сочинение на свободную тему и посвятил я его своему родному городу. Еле сдерживая негодование и слушая издевательский смех довольных развлечением одноклассников, я молча клялся себе: "Никогда! Никогда я больше не буду писать. О неблагодарные современники, о злобные подобные крокодилам критиканы! Вы еще не знаете, что сегодня прямо тут в классе вы предали пыткам уязвленного самолюбия, несостоявшуюся гордость отечественной культуры! И пусть пропадет теперь пропадом как наша, так и мировая литература, а я больше не буду писать. Вот клянусь, что не буду!".
Учителем литературы в нашем классе была низенькая толстенькая женщина, голос у нее был противно писклявый и этим голосом она методично, предложением за предложением расстреливала мое творчество. От кислоты ее едких слов глаголы, существительные, прилагательные и даже знаки препинания, подчеркнутые красными чернилами, багровели от стыда пребывая в моём творении. Именно тогда я впервые услышал свой диагноз и окончательный приговор: "Графоман". Я продолжал то краснеть, то бледнеть, а по окончании пытки, сбежал с уроков домой. Дома встал у книжного шкафа и прощаясь ласково гладил корешки любимых книг. Никогда моим книгам не встать в их ряды на книжных полках.
Мне четырнадцать и стыдно плакать почти взрослому парню, но прощаясь с мечтой о литературе я ревел, размазывая руками сопли по своему прыщавому лицу.
— Зато у тебя есть другие достоинства, — ласково утешала меня мама, узнавшая о моём позоре от классного руководителя. Прежде чем продолжить она запнулась, судорожно пытаясь найти, хоть какие-то достоинства в своем единственном и потому любимом сыне.
Я с надеждой смотрел на нее, может хоть она найдет во мне положительные черты? Пусть хоть немного, но они же должны быть?
— Ты выносишь мусор, убираешь квартиру и ходишь за хлебом, — наконец-то нашла хоть что-то хорошее во мне моя мама и тут же критично в воспитательных целях уточнила:
— Иногда. Когда наорёшь на тебя.
Итак, в четырнадцать лет моя судьба определилась на долгие годы вперед. Выносить мусор, убирать квартиру и ходить за хлебом. Ладно, не всем же сочинительством заниматься. Даже в космос летать не всем, да чего уж там говорить, даже институт не каждый заканчивает. А выносить мусор, убирать квартиру и ходить за хлебом, это тоже вполне достойное мужское дело и мне оно по плечу. Этим я и утешился, больше не дерзая обогатить неблагодарное человечество своими "великими" творениями.
— Кто сможет написать статью в стенгазету? — интересуется у стоящих в строю курсантов замполит нашей роты.
— Я! — отважно выкрикиваю из строя. Несется по казарме мой ликующий вопль и злобно смотрят на меня лишенные литературного таланта курсанты.
Мне уже восемнадцать, я курсант первой учебной парашютно-десантной роты. Через десять минут наша рота побежит на тактику, потом марш-бросок, затем чистка оружия. Эти военные радости и приключения, мне уже давно поперек горла стоят. Да в самом-то деле? Я что статейку нацарапать не смогу? Смогу, что надо то и смогу, лишь бы не бегать в вонючем противогазе по сырым лесам.
Замполит с сомнением смотрит на меня. В роте у меня такая репутация, что единственное, что мне безбоязненно и с удовольствием доверяют, так это чистить туалеты. Я искательно и заискивающе улыбаюсь офицеру. Доверьтесь мне товарищ комиссар! Я вас не подведу! Вот что обещает моя широкая лживая улыбка. Наверно замполит угадал во мне родственную душу: демагога; бездельника; убежденного раздолбая и потому мне поверил. А зря! Пока курсанты, матерясь готовились к марш-броску с полной выкладкой, я укрывшись в бытовой комнате еще пытался сочинять, но стоило им покинуть казарму, как в наступившей благостной тишине я задремал, потом уснул, затем пуская слюни окончательно "замкнул по фазе". Четыре часа сидя я сладко и беспросыпно спал, склонив голову на стол. К жизни и службе меня вернул пинок дневального.
— Тебя замполит вызывает! — ехидно улыбаясь, говорит он.
Бегу в канцелярию роты. Вхожу, докладываю о прибытии. Сияя улыбкой, встречает меня комиссар — политрук — замполит — демагог и родственная душа.
— Как статья, готова? — спрашивает он.
— Еще час работы! — нагло вру я.
— Ладно, еще час, — верит мне замполит.
Пишу, горю, дрожу от творческих судорог, а заодно уверяю своих читателей: как любят службу курсанты; какие у нас отличные и заботливые офицеры; добрые сержанты; уверенно письменно и очень строго грожу НАТО и предупреждаю наших потенциальных противников, что хоть мы и за мир, но если чего … то огребете вы такие сякие по полной программе.
Ну то что НАТО не испугалось моей статьи и не огребло этих самых по полной программе это все знают. А вот то: что в статье из двадцати строк было орфографических ошибок аж тридцать две штуки; что наш замполит утратил веру в человечество и перестал доверять своей интуиции, об этом я рискнул написать только сейчас.
"О неблагодарное человечество! Никогда! Никогда я больше не буду писать!" — так обещал я себе, вычищая зубной щеткой овеянное военными легендами туалетное "очко номер восемь".
Была хмурая дождливая ночь, честным сном спали порядочные курсанты, и только я ушибленный литературой драил загаженный солдатский сортир. Вот клянусь, что не буду писать!
— Ты это чего все пишешь и пишешь? — подозрительно спрашивает меня рослый в обтрепанном обмундировании солдат.
Он меня застукал на боевом посту в охранении. Я наплевав на устав и более того подложив его под тощие ягодицы весьма вольготно устроился на бруствере окопа. В правой длани я сжимаю стило — дешевую шариковую ручку; трагично морщу лоб, а махая левой рукой ловлю вдохновение.
Мой брошенный пулемет, стоя на сошках и плача оружейным маслом одиноко тоскует