Шрифт:
Закладка:
В охране и администрации детского концлагеря вместе с немцами служили и украинцы, и белорусы, и русские, перешедшие на службу к немцам. Они, стараясь выслужиться перед своими хозяевами, отличались особой жестокостью и безжалостностью, особенно выходцы из Западной Украины.
Сергей с Николаем закончили свой рассказ, а я сидел в полном ступоре. О лагерях смерти, таких, как Освенцим и Дахау, в будущем слышали, наверное, все. Но мало кто слышал о детских донорских лагерях. По-видимому, в советское время об этом умалчивали, боясь вызвать волну ненависти по отношению как к немцам из того же ГДР, так и к отсидевшим и уже зачастую реабилитированным бывшим коллаборационистам из числа украинцев, белорусов и русских. Ведь были ещё живы родители, у которых дети пропали в годы войны на оккупированных территориях.
На Риту было страшно смотреть. Безжалостная машина смерти, которая могла абсолютно хладнокровно перерезать горло фрицу и сразу после этого пойти обедать, стояла, не моргая глядя в одну точку. Из глаз у неё непрерывным потоком текли слёзы.
– Нам старшина приказал во что бы то ни стало найти партизан и сообщить обо всём. Нужно детей спасать, – произнёс Николай после недолгого молчания.
Было видно, что и им обоим тяжело вспоминать всё это.
Я стряхнул с себя оцепенение. Сейчас не время для этого.
– Что за старшина? Кто он такой?
– Старшина Плужников. Ну, то есть бывший старшина. Он фельдфебель нашей первой роты. Нормальный мужик.
Мой дорогой читатель, прошу, прочитав эти строки, встань, почти минутой молчания память этих невинных детских душ, принявших страшную мученическую смерть от рук фашистских нелюдей в человеческом обличье, помолись о них как можешь. Пожелай им мягких облачков на небе у Боженьки.
Руководитель нашей подпольной ячейки, – подключился к разговору Сергей.
– Что же ты мне вот так сразу всё рассказываешь? – чуть прищурившись, посмотрел я на него. – А вдруг мы на немцев работаем?
– Не-ет, – усмехнулся он в ответ, – вы точно партизаны. Вы извините, но от вас двоих пахнет костром, будто вы рядом с ним ночевали. А от немцев пахнет душистым мылом.
– Так себе признак, но ты прав, немцам мы не служим. Где сейчас этот ваш старшина-фельдфебель?
– Так с нами, здесь, на станции. Мы через день в караулы ходим, а он за разводящего. Немцы ему доверяют.
– Передайте ему, что нам нужно встретиться.
Я развернул карту и попросил показать, где расположены посты.
– Значит, послезавтра вот здесь, – показал я на карте небольшой овражек в километре от крайнего поста. – Пусть приходит один. Если будет ещё кто, то всех перестреляем и уйдём. Так и передайте. Буду ждать его с полудня до шестнадцати часов. А теперь идите, а лучше бегом бегите: слишком долго вы здесь гуляете.
– Ты им веришь? – спросила Рита, когда два «дружинника» скрылись из вида. – Они же предатели. Им же слова свои подтвердить нечем.
– Ну так и ты свои слова ничем подтвердить не можешь, но я ведь тебе поверил и верю сейчас. А им нет, до конца не верю. Однако такое, что они нам тут рассказали, придумать невозможно.
– И что будем делать?
– Для начала нужно встретиться с этим фельдстаршиной, а там уже планировать что-либо. Ну а пока возвращаемся на базу. Кое-что заберём и идём к месту встречи. Нужно там всё осмотреть и подготовиться.
Если верна фраза, что рождённый ползать летать не может, то верно и то, что рождённый летать вряд ли станет первоклассным бегуном. Нет, наверное, исключения есть и в том и в другом случае, но это явно не про меня. Марш-бросок до схрона и далее до места предполагаемой встречи дался мне тяжко. И это ещё спасибо молодому телу, которое я старался поддерживать в хорошей физической форме. Рита держалась молодцом, хотя тоже вымоталась.
Мы облазили все окрестности вокруг будущего места встречи. Подготовили несколько путей отхода, если что-то пойдёт не так. Удобно было то, что с двух сторон практически вплотную подходило болото и подобраться оттуда было довольно проблематично. Зато Рита нашла хорошую позицию, с которой отлично просматривались два других направления. Там она и затаилась со снайперской винтовкой.
Я тем временем переоделся в свою родную советскую форму, развёл небольшой костерок, над которым подвесил немецкий котелок с водой, и принялся ждать. Кстати, такой котелок позднее скопировали в Советском Союзе, и он верой и правдой служил даже в оставленном мной времени.
Вода в котелке закипела, и я бросил в неё заварку из высушенного иван-чая, листьев лесной малины и земляники – подсел я на этот напиток за время нашего с Ритой партизанства. Кстати, это она насобирала и насушила такую вкусную и полезную заварку.
Я снял котелок и поставил рядом с костерком, чтобы чай как следует заварился, когда над овражком трижды прокуковала кукушка. Это Рита подала сигнал, что гость на подходе и идёт один. Если бы прокуковала четыре раза, то значит, гостей много, и надо быстро сваливать. Я посмотрел на часы. Час дня. Можно сказать, гость уложился по времени и при этом не заставил себя долго ждать.
Мужиком бывший старшина, а ныне фельдфебель, оказался колоритным. Ростом под два метра, широкий в плечах настолько, что казалось, что чёрная, в прошлом эсэсовская форма вот-вот лопнет на нём по всем швам. Немецкий автомат, висевший у него сбоку, казался на его фоне игрушечным. На плече он нёс здоровенный мешок, придерживая его одной рукой. Я невольно хмыкнул: уж очень похож он был в это момент на одного голливудского актёра – качка-губернатора из будущего. Разве что лицо более живое и даже, я бы сказал, располагающее к себе.
Шагах в десяти от костерка он остановился. В лесу дважды прокуковала кукушка – всё чисто. Мой гость чуть заметно усмехнулся.
– Ну, проходи, мил человек, присаживайся, – кивнул я на лежащий напротив меня ствол поваленного дерева. – Ты только автоматик свой там, где стоишь, оставь и мешочек там же положи.
Гость без лишних движений плавно опустил мешок на землю и, скинув автомат с плеча, положил его сверху. После этого он, держа руки так, чтобы их было видно, подошёл к костру и сел на указанное ему место. Я молча налил во вторую кружку ещё горячий чай и протянул ему. Какихлибо враждебных действий с его стороны я не опасался: уверен, Пума держит его на прицеле.
– Благодарствую.
Гость взял в свою лапищу
