— Потому что Ги не католик, и мы не венчались в церкви.

— О! — посочувствовала миссис Кастивет. — Какой шум поднимают некоторые люди из-за религии. Ну, это они виноваты, а не ты, так что и не переживай.

— Легко сказать. — Розмари поставила стакан на полку. — Может быть, теперь я буду мыть, а вы вытирать?

— Нет, лучше так.

Розмари выглянула в дверь. Но она увидела только уголок гостиной, в котором стояли столики с газетами и ящики. Ги и мистер Кастивет расположились в другом углу. В воздухе висел голубоватый сигаретный дым.

— Розмари!

Она обернулась. Миссис Кастивет протягивала ей чистую тарелку, держа ее в зеленой резиновой перчатке.

Почти целый час они мыли тарелки, кастрюли и столовое серебро. Розмари подумала, что сама бы она сделала это вдвое быстрей. Когда они с миссис Кастивет вернулись в гостиную, Ги и мистер Кастивет сидели на диване лицом Друг к другу, и мистер Кастивет что-то увлеченно доказывал Ги, время от времени ударяя себя указательным пальцем по ладони.

— Ну, Роман, хватит утомлять Ги своими рассказами про Моджеску, — заворчала миссис Кастивет. — Он тебя слушает только из вежливости.

— Нет, что вы, мне очень интересно, миссис Кастивет, — возразил Ги.

— Вот видишь! — воскликнул мистер Кастивет.

— Только говорите Минни, — попросила миссис Кастивет. — Называйте меня Минни, а его — Роман, хорошо?

Она взглянула на Розмари.

— Хорошо?

Ги засмеялся.

— Ну ладно, пусть будет Минни.

Они поговорили про Гоульдов и Брюнов, про Дубина и де Вора, потом про брата Терри, который оказался в гражданском госпитале в Сайгоне, а потом перешли к убийству Кеннеди, потому что миссис Кастивет сейчас как раз читала об этом книгу. Сидя на стуле, Розмари почувствовала себя странно: ей показалось, что Кастиветы — старые знакомые Ги, которым ее только что представили.

— Как ты считаешь, это был заговор? — спросил мистер Кастивет, и Розмари снова почувствовала, что она выпадает из общей беседы, и поэтому ответила невпопад. Извинившись, она пошла за миссис Кастивет, которая пригласила ее посмотреть ванную и туалет. Ей показали бумажные полотенца с надписью «Для наших гостей» и книгу «Анекдоты для чтения в туалете», которые были совсем не смешные.

Розмари и Ги ушли в половине одиннадцатого, сказав на прощанье «До свиданья, Роман» и «Спасибо, Минни», и после сердечного рукопожатия обещали приходить еще, что со стороны Розмари было чистейшей фальшью. Как только они вышли в коридр и услышали, что дверь за ними закрылась, Розмари с облегчением вздохнула и радостно взглянула на Ги, увидев, что он делает то же самое.

— Ну-у, Роман, — сказал он, смешно сдвинув брови. — Перестань му-у-учить Ги своими рассказами про Моджес- ку-у-у!

Розмари засмеялась и цыкнула на него, они схватились за руки и на цыпочках побежали к своей двери, вошли внутрь, закрылись на замок, на засов и на цепочку. Ги забил невидимые гвозди, привалил невидимые камни, поднял невидимый разводной мост, вытер лоб и устало посмотрел на Розмари — она согнулась и умирала со смеху.

— Ну и отбивные!

— Боже мой! — подхватила Розмари. — А пирог! Как ты съел целых два куска? Он же был ужасный!

— Милая моя, — сказал Ги. — Это было образцом сверхчеловеческого мужества и самопожертвования. Я подумал: «Наверное, эту старую каргу никто в жизни не просил о добавках», — и поэтому отважился. — Он величественно взмахнул рукой. — Иногда у меня возникает потребность совершать благородные поступки,

Они прошли в спальню.

— Она сама выращивает разные травы, — сообщила Розмари. — А потом выбрасывает их в окно.

— Ш-ш-ш, у стен есть уши. А как тебе понравилось серебро?

— Послушай, а тебе не показалось это смешным: у них всего три одинаковые тарелки, — спросила Розмари, снимая туфли одна о другую, — и столько красивых серебряных ножей и вилок.

— Давай лучше не будем сплетничать: вдруг они нам их завещают?

— Нет, лучше будем вредными и сами себе купим. А ты в туалет не ходил?

— У них? Нет.

— Отгадай, что у них там есть.

— Биде.

— Нет. Сборник анекдотов.

— Не может быть!

Розмари сняла платье.

— Точно. Книжечка на веревочке. Прямо около унитаза.

Ги улыбнулся и покачал головой. Он стоял у серванта и пытался расстегнуть запонки.

— Но рассказы Романа, — признался он, — были очень интересные. Я раньше никогда не слышал ничего про Форбса-Робертсона, а ведь он в свое время был звездой. — Он никак не мог справиться со второй запонкой. — Я завтра снова пойду к нему, он мне еще что-нибудь расскажет.

Розмари с удивлением посмотрела на мужа.

— Ты?

— Да, он меня пригласил. — Ги вытянул руку. — Помоги, пожалуйста.

Она подошла к нему и почувствовала себя растерянной.

— Но мы ведь договаривались встретиться с Джимми и Тайгер.

— Разве? — спросил он, искренне удивившись. — По- моему, мы должны были еще созвониться.

— Нет, мы уже договорились.

Ги пожал плечами.

— Ну, встретимся с ними в среду или в четверг.

Розмари наконец расстегнула запонку и протянула ее на ладони. Ги забрал ее.

— Спасибо. Но ты можешь туда не ходить, если не хочешь, останешься здесь.

— Наверное, я лучше останусь, — согласилась она, потом подошла к кровати и села.

— Он лично знал Генри Ирвинга, — продолжал Ги. — И это ужасно интересно!

Розмари отстегнула чулки.

— Зачем они сняли картины? — задумчиво спросила она.

— Не понимаю.

— Картины… Они их зачем-то сняли. И в гостиной, и в коридорах. Там одни гвозди остались. Картина, которая висит над камином, совсем не из той рамы. Она на два дюйма короче с обеих сторон.

Ги внимательно посмотрел на нее.

— А я и не заметил.

— И зачем у них столько газет и бумаг в гостиной?

— А это он мне объяснил, — сказал Ги, снимая рубашку. — Он собирает марки. Со всего света, поэтому так много разной почты.

— Да, но почему все это свалено в гостиной? У них ведь есть еще три или четыре комнаты, и все закрыты. Почему бы им туда все не переложить?

Ги подошел к Розмари, держа рубашку в руке, и нажал пальцем ей на нос.

— Ты становишься такой же любопытной, как и Минни, — сказал он, чмокнул воздух и отправился в ванную.

Через десять или пятнадцать минут, поставив чайник для кофе, Розмари почувствовала резкую боль внизу живота — верный сигнал приближающихся месячных. Она расслабилась, держась одной рукой за плиту, и подождала, пока боль утихнет, затем вынула салфетку, банку с кофе и вдруг ощутила себя одинокой и несчастной.

Ей было двадцать четыре года, она хотела иметь троих детей с разницей в два года, но Ги был к этому «пока не готов», и она боялась, что он