Сама вцепляюсь в короткие волосы и тяну со всей силы, чтобы дал продохнуть, отступил, отпустил, не пил меня до суха, но он не останавливается.

Язык подобно удаву, берет мой в плен и кружит, выписывая странные кульбиты.

Он ни разу не целовался.

И тем не менее это лучший поцелуй, который когда-либо был в моей жизни, продолжает движения, опять берет меня со всей жадностью, подводит к грани, не прекращая властвовать в моем рту...

Словно дамбу рвет, и я попадаю под водопад весом в тонну. Меня плющит, рвет на части, и я понимаю, что Димитрий не остановится. Он сам как стихия. Резкая. Буйная. Жестокая. Непоколебимая. 

Мне с ним не справится. Не убежать.

Сильные пальцы давят на мои скулы и заставляют открыть рот до предела, чтобы ему было удобнее с животным напором выцеловывать меня всю..

Его поцелуй… В нем моя смерть. В нем моя жизнь…

А в ушах его жесткое:

- Я не целую. Никогда. Никого.

И сейчас… его вкус на моем небе, дурман его дыхания, ароматного с нотками ментола, запах его тела, опаляющего жаром.

Горячая рука на моих ягодицах сжимает до синяков и стона, который он  сжирает.

Я не целую. Никогда. Никого.

Нет. Он целует. Меня целует. Прямо сейчас. В эту секунду. И этот поцелуй имеет соленый вкус моих слез, послевкусие моей горечи и аромат моей надежды…

Отрывается от меня, дышит, как после забега, а под моими пальцами его сильное сердце сходит сума, доказывая, что и у каменного монстра оно есть и бьется гулко, громко, перекликаясь с моим собственным.

Отрывается от меня. Дышит с шумом, становясь открытм настолько, что страшно. Улыбается, как ошалелый, проводит пальцами по моим губам, трогает непереставая.

-  Вкуснее и слаще, чем я предполагал...  

- Я не верю. Не верю, что ты поцеловал… ты же говорил, что никогда… никого… не целуешь…

Ухмыляется. 

- Никогда и никого, Катрин, ты первая и последняя.

Смотрит на меня, а в глазах черти. Впервые позволяет видеть себя таким безбашенным.

 Я целовалась с Димой, тем самым, который гулял со мной по Москве.

Прыскаю от неожиданной легкости и шальной мысли, что родилась в эту секунду в затуманенном эйфорией разуме.

Прищуривается, продолжая игрть с моими волосами:

- Чему ты так хитро улыбаешься, а?

- Боюсь, если скажу,  тебе придется меня убить.

Подмигивает, а в глазах искры.

- Я тебя можно сказать сейчас девственности лишила...

Жду реакции, но Димитрий только улыбается хитро:

- Малышка. Мы теперь квиты.

Начинаю смеяться и плачу, чувства… мои чувства закручиваются в страшную воронку, где радость и боль, любовь и ненависть смешиваются, перерастая в нечто большее, всепоглощающее, что тянется от меня к Димитрию и находит отклик.

Опять целует, словно не может насытиться, проходится пальцами по спине, зарывается в мои волосы, тянет немного.

- Все мои поцелуи теперь твои, малышка, а ты моя. Вся. Целиком. Днем. Ночью. Всегда готовая для меня. Двадцать четыре на семь, Катрин.

- Еще один контракт, мистер Кац?

- Длинною в жизнь, миссис Кац.

Торможу. Шокированно:

- Не поняла.

- Твой контракт. Это обязанности супруги. Я приехал на родину за женой, Катерина Елецкая. Я приехал за тобой моя Катрин.  Маленькая смешная девчонка, шипастая и до безумия привлекательная, научившая меня любить…

-Уверен, что я соглашусь?!

Решаю немного повредничать:

- Боюсь у тебя нет выбора, ты уже давно подписала документы и носишь мою фамилию.

- Ты безумен, Димитрий?!

- Немного.

Ситуация. Странная. Непонятная.

И тот, кого я воспринимала жестоким опасным хищником на самом деле стал моей лучшей защитой.

- Тогда и у меня для тебя новости, мистер Кац.

- Слушаю.

Держу паузу и рассматриваю, отслеживаю, как с каждым моим последующим словом, магнат меняется в лице:

- Скоро у нас в семье пополнение.

Думаю, выражение его лица я не забуду никогда. Жаль сфоткать не могу на память для последующих поколений.

- Ты... ты... Беременна?!

- Что сказать, Димитрий, мы - русские, так что шок – это по-нашему, дыши, любимый, дыши...

Эпилог

Здание тюрьмы штата Нью Йорк

Серые коробки – одна, вторая, третья, пересеченные на высоте прямоугольной балкой бетона, что является переходом для заключенных из здания суда прямо в саму тюрьму.

Димитрий останавливает автомобиль и поворачивается ко мне, рассматривает молча, холодные глаза не меняют выражения, но я чувствую его, понимаю своего мужчину и улавливаю его напряжение.

Он волнуется за меня и за нашего малыша, которого я ношу под сердцем.

– Ты готова?

Киваю, продолжая рассматривать строение, от которого веет безнадежностью, холодом и тоской. Стоит пройти огороженную высоким забором территорию, металлодетектор и посты с охранниками в серой униформе, как меня всю сковывает тревога.

Впервые увидеть отца.

Того, которого я так долго считала предателем…

Но иногда жизнь тасует колоду карт так, что не поймешь, кто прав, а кто виноват.

Я дочь киллера. Человека, который лишал жизни других, который шел по пути смерти…

Он сидит за преступления, которые совершил, наказан заслужено…

Но…

Он мой отец и я хочу его увидеть, посмотреть в глаза…

Мои шаги отдаются эхом в сероватом непроницаемом коридоре, по периметру которого стоят охранники.

Здесь сидят особо опасные преступники. И мой отец не последний в их кругу.

Я не берусь его ни оправдывать, ни осуждать.

Для этого есть суд.

А я… я всего лишь дочь, в сердце которой до сих пор живет картинка.

Мужчина в дверях, оставляющий свою семью за плечами не потому, что не нужны, а потому что выбора нет.

И словно из подсознания выплывает другая картинка, та, которую я не помнила, та которая стерлась, но в эту секунду она оживает воспоминанием…

Застываю посередине пути, оглушенная яркой вспышкой:

– Как же так, Митя, Митенька… я же умру без тебя…

– Ты будешь жить, Ира. Я костьми лягу, но вы будете жить. Все, что у меня есть – это вы. Ты лучшее, что было в моей никчемной жизни. Моя Ира, та, что показала, каково это – иметь дом, где тебя ждут. Ты открыла мне чувства, заставила поверить, что я могу быть просто человеком...

– Митя, останься! Я без тебя не смогу…

– Сможешь. Ради дочки, ради моего сына, которого носишь. Только так я вас сберегу. У меня нет выбора, любимая. Я пойду на все ради вас. Прости меня.

Рука матери в