Архимандрит Павел продолжил работу, начатую до русско-японской войны. Открылись новые «станы», был организован церковный хор для корейских детей. Миссия даже основала собственное подворье во Владивостоке. Регулярно проводились воскресные службы, всегда заканчивавшиеся чаепитием. Однако в 1912 г. о. Павел был отослан во Владивосток с повышением по службе и на смену ему пришли люди не столь талантливые и энергичные. Ко всему прочему в 1914 г. Россия вступила в Первую мировую войну и уже не могла уделять столько внимания духовным миссиям за рубежом, как раньше. Именно этим можно объяснить то, что в течение почти четырех лет, с 1914 по 1917 г., Миссию возглавлял человек, не имевший соответственного духовного сана, хотя и прилагавший максимальные усилия к тому, чтобы поддержать активность работы Миссии на прежнем уровне. В связи с финансовыми затруднениями военного времени в 1917 г. были закрыты все школы, основанные в Корее Миссией, кроме той, что находилась на ее территории. Ко всему прочему, предпоследний управляющий, пробывший в Корее лишь три с половиной месяца, о. Палладий, вместо миссионерской деятельности занимался тем, что созывал «собрания» верующих корейцев и принимал «постановления» о «самостоятельности» Сеульской Миссии, поддавшись, вероятно, революционной волне, захлестнувшей в тот год Россию.

Соответственно после 1914 г. дела Миссии стали постепенно приходить в упадок. В таком весьма сложном положении и принял ее в конце сентября 1917 г. новый заведующий о. Феодосий, не имевший еще в то время сана архимандрита. Он не был новичком в деле миссионерской деятельности, впервые приехав в Корею еще в 1906 г. в качестве «регента и учителя пения». В 1908 г. он принял монашество, в 1910-м был посвящен в сан иеродьякона и иеромонаха. Пробыл в Корее до 1911 г. И вот снова вернулся в 1917-м[268].

Примерно через месяц после его прибытия в Сеул произошла Русская революция[269], вслед за чем последовало отделение церкви от государства, упразднение Синода, национализация части церковного имущества и т. д. Таким образом, Сеульская Миссия лишилась материального обеспечения из России. Сначала помогали русские соотечественники, имевшие деньги и волею судьбы оказавшиеся за рубежом в период столь бурных событий. Затем о. Феодосию удалось сдавать внаем часть миссийских зданий. Естественно, что в таких условиях ни о какой активной миссионерской деятельности и речи быть не могло. Ко всему прочему по тем же материальным причинам в конце 1918 г. уехал из Кореи и псаломщик, единственный русский в составе Миссии, не считая управляющего. Сократился и общий штат, комплектовавшийся корейцами. К концу 1918 г. осталось всего двое: священник-кореец и псаломщик-кореец.

Соответственно, еще и еще раз встает один и тот же вопрос. Каким же образом удалось русским миссионерам в таких совершенно невероятных по тяжести условиях не только собрать определенное число верующих, но и, так сказать, «запустить механизм» русского православия, который продолжал практически бесперебойно работать на протяжении многих десятилетий и часто без всякого дополнительного воздействия со стороны русской православной церкви?

Между прочим, интересно отметить то, что сам о. Феодосии, проживший в Корее в общей сложности чуть менее двадцати лет, был не самого высокого мнения о религиозных чувствах корейцев, их способности восприятия христианской веры: «… Отсюда ясно, на какой низкой ступени духовного развития находится корейский народ. Как он груб, как черств, как материален в делах веры вообще и в запросах духовной жизни в частности…

Вот среди этого-то индифферентного к вере полусонного народа христианским миссионерам приходится вести дело проповеди; вести его, так сказать, начистую, с одним евангелием в руках; будить ото сна физического и духовного; учить, наставлять, приводить ко Христу. Каковы будут плоды от всей этой общей христианской работы, насколько обильны и доброкачественны – время будущего покажет»[270].

Ответить на поставленный выше вопрос пока не представляется возможным. Быть может, все случилось само собой, так сказать, «автоматически». До 1931 г. о. Феодосий уехал в Японию. Но остались миссийские здания, корейский персонал. Возможно, так же, как и в 1920-е гг., управляющие недвижимостью Миссии могли получать доходы от сдачи части зданий в аренду. В любом случае были корейские священники и прихожане. Много ли их было?

Первым корейцем, получившим в 1912 г. сан священника, был некто Иоанн Кан, еще с 1896 г. специализировавшийся на изучении русского языка и даже одно время обучавшийся в Курске[271]. В современной Южной Корее его заслуги ценятся довольно высоко. Действительно, он проработал в Миссии порядка десяти лет. Однако после того как Миссия перестала получать деньги из России, он с легкостью снял с себя сан священника и уехал во Владивосток в поисках лучших условий жизни.

Вторым корейцем, посвященным в тот же сан, был некто Лука Ким, работавший вместе с о. Феодосием не позднее чем с 1918 г. Особой оценки заслуживает псаломщик А. Г. Ким (Ким Донхан), учившийся в Миссии с 1907 по 1912 г., поступивший на службу в станы в 1914 г., сделавший огромную работу по переводу на корейский язык текста русских православных песнопений, которыми пользовались до 1976 г.[272], и, главное, не покинувший Миссию в годы трудностей после Русской революции.

Число прихожан-корейцев, из которых все были, естественно, крещеные, к 1924 г. составляло 589 человек, из них жителей Сеула было порядка 200 человек[273]. Конечно, это не такая уж и большая цифра, особенно в сравнении с почти двумястами тысячами прихожан пресвитерианской церкви в Корее. Однако и в Сеуле начала 1990-х годов вряд ли можно было насчитать большее число корейцев, постоянно посещавших греческую православную церковь. Таким образом, определенные успехи Русской Духовной Миссии очевидны.

Добавим к этому лишь то, что и сейчас среди православных верующих в Сеуле можно встретить людей, с гордостью говорящих о том, что крестились у о. Феодосия[274].

Итак, обозначим последнюю из наиболее значительных вех, связанных с историей Российской Духовной Миссии в Сеуле. В 1923 г. по распоряжению Синода в Москве Миссия была изъята из ведения Владивостокского епархиального совета и причислена к Японской православной церкви. Одновременно было перерегистрировано имущество Миссии с включением его в состав так называемого «Имущественного Общества Японской Православной Церкви». Связано это было, в частности, и с тем, что Советский Союз готовился установить дипломатические отношения с Японией с последующим открытием Генерального консульства СССР в Сеуле[275]. И в случае регистрации имущества на имя русской православной церкви Миссия ставила себя под угрозу экспроприации ее собственности советскими властями. Чтобы избежать такой участи, и были сделаны соответствующие шаги, которые, правда, трагически сказались на судьбе православной церкви в Корее после ее освобождения от японских колонизаторов.

Вторым поворотным