Шрифт:
Закладка:
68. Ричард Эдвардс, "Экономическая утонченность в дебатах о тарифах в Конгрессе XIX века", Journal of Economic History 30 (1970): 802-38; James Huston, "Virtue, Equality, and the General Welfare in the Tariff Debates of the 1820s," JER 14 (1994): 523-48.
69. Роберт Ремини, Мартин Ван Бюрен и создание Демократической партии (Нью-Йорк, 1959), 134-36; Селлерс, Рыночная революция, 293.
В этом случае они были расположены выше по течению от лучших земель для выращивания хлопка. Что еще более важно, обычно было выгоднее держать рабскую рабочую силу на полях. В годы, предшествовавшие Гражданской войне, южные инвесторы жаловались на то, что им трудно нанять прилежных работников мельниц среди бедных белых южан, но после войны они, конечно же, нашли их. В конечном счете, выращивание короткостебельного хлопка, так хорошо подходящего для климата, с помощью бригадного труда рабов оказалось гораздо более привлекательной инвестиционной возможностью, чем строительство фабрик. То, что экономисты называют сравнительным преимуществом Юга, для большей части добеллумского Юга выражалось в лозунге "хлопок - король "70.
Новая Англия с ее каменистой почвой и коротким вегетационным периодом нуждалась в индустриализации, а большая часть Юга - нет. Мануфактура позволила янки использовать женский труд, но плантаторы нашли много работы для своих рабынь в сельском хозяйстве. Отношения между плантаторами и янки, перерабатывающими их хлопок-сырец, оказались далеко не всегда совместимыми. Две трети урожая хлопка экспортировалось, в основном в Британию, поэтому ее производители были заинтересованы в свободной торговле. Но американские хлопкоочистительные заводы нуждались в тарифе, чтобы оставаться в бизнесе. Даже под его защитой они могли конкурировать только с более дешевыми товарами; более тонкие товары требовали искусной работы, которая в Соединенных Штатах была непомерно дорогой.71 Грубый текстиль, который американские фабрики производили из хлопка и шерсти, был тем, в который южные хозяева одевали своих рабов. Защитный тариф повысил цены на текстиль и тем самым снизил спрос на южный хлопок одновременно с увеличением расходов на содержание рабов. Хлопкозаводчики были морально неправы в отношении рабства, но экономически они были правы, когда жаловались, что тариф не отвечает их интересам.72 На Юге оставалось только три островка протекционистских настроений: выращивающие сахарный тростник в Луизиане, выращивающие коноплю Клея в Кентукки и Миссури, и долины Аппалачей в восточном Теннесси и западной Северной Каролине, где преимущественно нерабовладельческое население продолжало надеяться на промышленное освоение своих природных ресурсов и водных ресурсов.
70. Рэндалл Миллер, "Рабство на южных текстильных фабриках эпохи Антибеллума", Business History Review 55 (1981), 471-90; Кэрол Скотт, "Почему хлопковая текстильная промышленность не развилась на Юге раньше", Agricultural History 68 (1994): 105-21.
71. Марк Билс, "Тарифная защита и производство в ранней хлопковой текстильной промышленности США", Journal of Economic History 44 (1984): 1033-45; Knick Harley, "International Competitiveness of the Antebellum American Cotton Textile Industry," ibid. 52 (1992): 559-84.
72. Джон Джеймс, "Эффекты благосостояния антибеллумского тарифа", Explorations in Economic History 15 (1978): 231-46, esp. 249; Knick Harley, "The Antebellum American Tariff," ibid. 29 (1992): 375-400.
Президент Адамс позволил Клею и его секретарю казначейства Ричарду Рашу из Пенсильвании взять на себя инициативу в отстаивании тарифной защиты. Таким образом, он немного отступил от того, что осталось от старых настроений свободной торговли в приморской Новой Англии. Однако ни у кого не было сомнений в том, к чему склонялся президент в тарифном вопросе. Протекционизм олицетворял собой сознательное поощрение, которое Адамс хотел, чтобы федеральное правительство оказывало экономическому развитию. Клей призвал протарифные силы провести съезд в Харрисбурге, штат Пенсильвания, летом 1827 года. Благодаря своей популярности в таких стратегически важных местах, как Пенсильвания (уже получившая соответствующее прозвище "Кистоунский штат"), протекционизм потенциально мог стать выигрышным вопросом для администрации Адамса.
Мартин Ван Бюрен начал беспокоиться о том, что в стране нарастает волна общественного мнения в пользу повышения тарифов. Ван Бюрен понял, что ему необходимо нейтрализовать усилия Клея в политическом плане, чтобы тарифный вопрос не помог переизбрать Адамса. В теории Ван Бюрен был строгим конструктивистом старореспубликанской школы. Однако на практике он признавал силу протекционизма в Среднеатлантическом регионе, включая его собственный штат Нью-Йорк. Поэтому Ван Бюрен решил разработать тариф, который можно было бы использовать в интересах президентской кампании Джексона. Во главе с Сайласом Райтом из Нью-Йорка и Джеймсом Бьюкененом из Пенсильвании сторонники Ван Бюрена в Конгрессе взяли под контроль тарифную инициативу администрации. Они изменили ее таким образом, чтобы добавить выгоды для ключевых регионов, которые Джексон стремился провести, цинично игнорируя интересы регионов, чьи голоса избирателей не вызывали сомнений: Новой Англии (уверен, что за Адамса) и хлопкового Юга (уверен, что за Джексона). Чтобы помочь овцеводам (таким, как сам Ван Бюрен), сырая шерсть получила высокую защиту, хотя это увеличило цену, которую хозяевам пришлось бы платить за "рабскую ткань". Преобразованный законопроект резко повысил тарифы на другие виды сырья, такие как патока, пенька и железо, в ущерб винокурам, канатоходцам и судостроителям Новой Англии, не говоря уже о потребителях. В результате появился так называемый "Тариф мерзости". Остроту Джона Рэндольфа часто повторяли: Тарифный законопроект был разработан, чтобы стимулировать не производство широких тканей и постельных одеял, а производство президента. Ван Бюрен был рад, что законопроект был принят в той форме, которую он ему придал, "отвратительной, однобокой и неравноправной", хотя она и была таковой73.
73. Именно так характеризует принятие акта историк Роберт Ремини (Robert Remini, Henry Clay, 329), который изучил его наиболее тщательно. Многие современники и более поздние историки не хотели верить в то, что Ван Бюрен действительно мог намереваться принять "Тариф отвращения", но Ремини доказал, что он это сделал (Martin Van Buren and the Making of the Democratic Party, 170-85).
Южные джексонианцы надеялись, что законопроект Ван Бюрена стал настолько неприятен для Новой Англии, что конгрессмены-янки присоединятся к ним и проголосуют против его окончательного принятия. Поэтому они не позволили внести в него поправки в Палате представителей. В Сенате, однако, были добавлены поправки, сделавшие тариф чуть менее неприятным для Новой Англии. В итоге закон был принят объединенными голосами последователей Ван Бюрена и сторонников администрации, которые приняли общий принцип защиты, но при этом выразили сожаление по поводу отдельных особенностей законопроекта. Закон послужил цели Маленького Мага, позволив джексоновцам из средних штатов взойти на тарифный вал. Сторонники Джексона на Юге чувствовали горечь и предательство, но им некуда было обратиться, поскольку Адамс был единственной альтернативой. Они
