экономического роста не затормозил движение локомотива экономики, а явился решением, основанным как на экономическом анализе, так и на политических оценках. Упор, сделанный на экономический рост, показал, насколько сильна была в правящих кругах вера в предназначение Бразилии идти по этому пути. Эта вера держалась даже не с периода «экономического чуда», а уходила своими корнями в более отдаленные времена — в 1950-е гг.

С другой стороны, стратегия «смягчения режима» отнюдь не вынуждала правительство делать выбор в пользу экономической рецессии, которая легла бы тяжким бременем на плечи армии наемных работников. Если даже относительно благоприятные экономические условия не помешали взрасти оппозиции, то что бы произошло в случае экономического спада?

Колебания и сомнения многих предпринимателей, особенно из Сан-Паулу, в отношении избранного направления экономического развития породили кампанию против излишнего вмешательства государства в экономику. Правящие слои пытались таким образом вступить на политическую арену, которая до того была монополизирована военными и технократами.

Среди экономистов существуют различные точки зрения на последствия Второго плана. На одном фланге находятся те, кто видят в нем совершенно несвоевременную в тех условиях попытку ускоренного экономического роста, который просто отложил на какое-то время секвестр госбюджета и еще более усугубил проблему внешней задолженности. На другом же фланге группируются те, кто считает, что Второй план реально изменил вектор развития бразильской индустриализации, благодаря чему удалось совершить качественный скачок в процессе импортзамещения.

Ретроспективный анализ позволяет яснее понять тот факт, что план пострадал от рецессии мировой экономики и от повышения процентных ставок. Имелась и фундаментальная проблема, а именно — негативные последствия той схемы индустриализации, которую постепенно преодолевали страны «первого мира»: ведь такие отрасли промышленности, как сталелитейная, алюминиевая, производство каустической соды, потребляют большое количество электроэнергии и сильно загрязняют окружающую среду. Со всеми этими оговорками важно подчеркнуть, что, начиная со Второго плана, в политике замены импорта — особенно в замене импорта нефти — был достигнут ряд значительных успехов.

Одна из проблем, существовавшая еще со времен «экономического чуда», состояла в том, что ускоренный экономический рост содержал в себе такой важный резерв, как неиспользуемые мощности предприятий. Для продолжения роста было необходимо расширять инвестиционную базу, включать в нее — ввиду недостаточности внутренних накоплений — новые и все более крупные источники внешнего финансирования. А недостатка в этом финансировании не было. Оно попадало в страну в основном в форме займов. Отсюда и рост внешней задолженности как в государственном, так и в частном секторе. К концу 1978 г. внешний долг составлял 43,5 млрд долл., что более чем вдвое превышало уровень трехлетней давности.

Помимо этого, оплата процентов по внешнему долгу легла тяжким бременем на общий баланс выплат, поскольку большинство займов предоставлялось под гибкие процентные ставки. Поскольку в тот период процентные ставки росли по всему миру (что было связано с политикой США, стремившихся покрыть дефицит своего платежного баланса путем привлечения иностранных инвестиций), Бразилии пришлось выполнять все более обременительные обязательства, связанные с обслуживанием внешнего долга.

Нельзя сказать, что финансовые ресурсы, полученные путем заимствования, оказались выброшены на ветер или послужили лишь для обогащения посредников. Все это, конечно, имело место, но главная проблема коренилась в том, что финансовые средства вкладывались в затратные, плохо управляемые проекты, с длительной или вообще сомнительной отдачей.

В целом можно сказать, что результаты правления Гейзела оказались удовлетворительными. В 1974–1978 гг. ежегодный рост ВВП в среднем составлял 6,7 %, а в расчете на душу населения достигал 4,2 %. Инфляция в тот же период возросла в среднем до 37,9 %. Одновременно с этим сохранялись и многие риски. Относительное сдерживание инфляции достигалось за счет таких ухищрений, как выставление на продажу продукции госпредприятий по цене ниже себестоимости, что делало эти предприятия все более убыточными. Внешний долг неуклонно рос, и для его обслуживания не было иного пути, кроме как получение все новых займов. А на горизонте маячила еще одна проблема: внутренний долг давал о себе знать через механизмы индексации и оплаты высоких процентных ставок, что ставило под удар федеральный бюджет.

Ежегодная индексация зарплат, т. е. их коррекция в соответствии с ростом инфляции, проводившаяся отрывочно в отдельные годы, способствовала росту недовольства наемных работников.

Военный режим проводил репрессии в отношении связанных с популизмом прежнего периода синдикалистских лидеров, но не разгонял сами профсоюзы. Национальная конфедерация сельских трудящихся (Confederação Nacional dos Trabalhadores agrícolas, CONTAG) еще в 1968 г. начала действовать независимо от правительства, инициируя по всей стране создание сельских синдикалистских федераций. Если в 1968 г. в сельской местности насчитывалось 625 профсоюзов, то в 1972 г. это число возросло до 1154, в 1976 г. — до 1745, а в 1980 г. — до 2144. Причиной отмечавшегося с 1973 г. серьезного роста синдикализации сельских трудящихся (от цифры, слегка превышавшей 2,9 млн человек в 1973 г., до показателя в более чем 5,1 млн человек в 1979 г.) стало то, что профсоюзы взяли на себя программы социального страхования.

Под влиянием церкви, а также в рамках Пасторской земельной комиссии (Comissão Pastoral da Terra, CPT) формировались боевые профсоюзные лидеры (прокламировавшие борьбу за передел земельной собственности. — Примеч. пер.). Тем самым в сельских районах возникла курьезная ситуация, когда программы социального вспомоществования, артикулируемые правительством, создавали благоприятные условия для возникновения реально действовавших социальных движений.

Что считать приоритетом: борьбу за землю или за распространение на сельские регионы трудового законодательства? Эти вопросы, которые до 1964 г. вносили раскол в ряды лидеров движений сельских трудящихся, ныне приобрели более определенное содержание. Профсоюзы ставили на повестку дня ту или иную из этих задач в зависимости от того региона, в котором они действовали. Борьба за землю продолжалась и даже ширилась; одновременно с этим и начавшиеся в 1979 г. забастовки, как это было в случае со стачкой рубщиков сахарного тростника в штате Пернамбуку, также привлекали общественное внимание к новым реалиям сельского мира.

С другой стороны, возникали профсоюзы «белых воротничков», включавшие в себя не только традиционные группы банковских служащих и преподавателей, но и медиков, младший медперсонал и др. Данные профсоюзы отвечали изменениям в самом характере этих профессий, когда частнопрактикующие специалисты все более уступали место дипломированным наемным работникам.

С новыми устремлениями и в новых формах вышло на авансцену при Гейзеле и рабочее движение. Вновь возродился синдикализм, который стал действовать независимо от государства; в большинстве случаев он возникал в недрах самих предприятий, где трудящиеся организовывали и расширяли фабричные комиссии. Наиболее боевые профсоюзы переместились с предприятий госсектора в автомобилестроительную отрасль. Высокая степень концентрации трудящихся на небольшом количестве предприятий и географически обусловленная плотность «треугольника АВС паулиста»[171] стали важными объективными факторами, необходимыми для формирования нового рабочего движения. Так, например, в 1978 г. на станкостроительных и металлургических предприятиях