Шрифт:
Закладка:
Кроме того, как справедливо замечает Олена Зеленская, украинцы — и лично она — не хотят видеть себя жертвами, никому не жалуются. Перед ними стоит исключительно сложная задача — так просить Запад о помощи, точней, провоцировать его на эту помощь, чтобы не унижаться. Это положение невыносимое, и надо быть Зеленским, чтобы из него выпутываться, не попадая в положение просителя и одновременно избегая упреков в неблагодарности.
Рассказ об этой войне для Украины — не рассказ о страданиях, хотя память о жертвах будет священна всегда; это рассказ о том, как стремительно восстанавливали после разрушений энергосеть и боевую технику, как выкручивались из безвыходных положений в условиях почти полного отсутствия средств и вооружений, как учились превосходить врага решимостью и хитростью, как поколение менеджеров и постиндустриалов вынужденно привыкало партизанить и стрелять, и как у них, якобы изнеженных и ленивых, получилось все это. Оказалось, что изнежены и ленивы они там, где не надо работать, а в Украине, реально строившей новое общество — надо было; эти люди оказались и на войне довольно крепкими профи. О своем боевом опыте напишут они сами. Это те, о ком Зеленский сказал: «Молодые, красивые, сильные — свободные люди, выросшие в свободной стране; та Украина, в которую я верю». Можно было сосредоточиться на зверствах оккупантов, на хаосе и беззаконии, которые приносит с собой «русский мир». Тогда Украина Зеленского стала бы видна по контрасту, потому что здесь тоже неисчерпаемые запасы жутких и гротескных историй.
Кстати, «Вечерний квартал» продолжает выходить, и они там грубо, яростно острят насчет этого русского мира. Дивный есть эпизод, когда над российским окопом зависает дрон — и Боклан, изображающий российского мобика, говорит:
— Пора молиться!
— А ты молитвы знаешь? — спрашивает Казанин.
— Знаю! Мы русские, е... твою мать, б...дь, с нами Бог!
Это очень точное изображение русского религиозного мировоззрения, записанное с помощью самых сакральных формул современного русского языка. Таких диалогов, из которых состоит великий и ужасный фильм Сергея Лозницы «Донбасс» — художественное кино по мотивам документальных историй, выложенных в сеть сторонниками «русского мира» — можно было бы набрать не на один том, и это тоже найдется кому сделать.
Меня интересовали люди, на которых поставил и опирается Зеленский; люди его поколения и, пожалуй, его склада. Зе-люди, в отличие от z-людей, которых в изобилии породила путинская эпоха.
Тут у нас на полях диалог с издателем: «Разве их раньше не было?». Это вопрос интересный, потому что я хорошо помню семидесятые и дикое засилье чрезвычайно жестокой гопоты. Семидесятые (да и шестидесятые) не были идиллическим временем, контраст и конфликт народа и интеллигенции проникал во все лучшие тексты, от аксеновской «Победы» до рязанцевских «Чужих писем». Но эта тень, эта изнанка социума знала свое место. Гопота путинской эпохи — это гопота в своем праве, считающая себя и, пожалуй, ставшая элитой. Да, таких раньше не было, и с ними придется разбираться очень долго и очень грубо.
Z-люди убивают своих и чужих от отчаяния, потому что у них опять ничего не вышло — ни в мировом масштабе, ни даже в масштабах страны, где их боятся, но презирают, потому что будущее они ненавидят и переселяться в него не хотят, потому что блистать, да и то гнилостным светом, способны они только во мраке путинского времени, и единственным способом избежать разоблачения для них становится бесконечное продление этой жалкой эпохи.
Напротив, Зе-люди — поколение тридцати- сорокалетних, главным для которых является незаломность — термин, весьма приблизительно переводимый как несгибаемость. Незаломность даже важнее незалежности. Зе-поколение — это люди, для которых понт дороже денег, чтобы не употреблять патетической формулы «Честь дороже жизни». Они будут жить свободно, открыто, весело и непринужденно в истинном смысле слова: никто их ни к чему принуждать не будет. Все лучшие и худшие черты национального характера развиты в них гармонично, и ни Востоку, ни Западу они кланяться не будут. Они его главный резерв, его золотой фонд, первый отряд его обновления. Они очень многое умеют, очень твердо стоят на ногах, профессиональны в своей сфере и не лезут в чужую. Они стремительно обучаемы. Они никогда ничего не прощают и умеют помнить добро. Они серьезны.
Рассказывать о Зеленском — значит рассказывать о них.
Из них, как из всего на свете, может ничего не получиться, они могут раствориться в новых вялых поколениях или не найти себя в мирной жизни, сойти с ума от посттравматического синдрома, уехать в Европу и потеряться там. Но со всяким военным поколением так уже бывало: далеко не все ветераны могли вписаться в новый мир, который они защитили, а построить и обустроить его уже не хватило сил. Они уже сделали самое важное — оправдали свою генерацию, которой выпал величайший слом века. Они не вымерли во время пандемии, не сломались во время войны и не расслабились после ее окончания. Это про них, а не про всех, увы, сказано: то, что меня не убивает, делает меня сильнее.
Гомеостазис швыряет в топку войны каждое поколение подлинного, состоявшегося модерна, лишь бы будущее не наступило. Это поколение украинцев подлинно не горело в огне, не тонуло в наводнениях, а медные трубы ему совершенно безразличны. Они первые модернисты, у которых появился шанс выжить и установить-таки новые правила — построить мир, в котором познание интересней грабежа, а солидарность выше доминирования. Это то, что роднит Зеленского и его героя Голобородько. Это люди, чьим президентом Зеленский в конце концов оказался, потому что быть президентом прежней Украины ему стало неинтересно.
XIX. Обращения. Наблюдения над риторикой
У слова «обращение» два смысла — речь для конкретного адресата и превращение,
