- Вы.

- Я? Я? Я - свободный независимый человек, у меня своя жизнь, и личная в том числе, и я не позволю лицедействовать в интимной области. Все, я ухожу.

- Вы не сможете! - она вновь переменилась и встала во весь рост, как на той стройплощадке. - Иначе наступит второе действие, и мне придется...

В этот момент послышались шаги.

- Ах, она возвращается идите, идите.

Серенький подтолкнула меня обратно к Кларе.

Но здесь я решил покончить с рабским следованием чужой воле. Я с неожиданной для аткрисы прытью увернулся от ее рук и бросился к настоящему выходу.

- Бойтесь Бледногубого! - донеслось вослед.

* * *

В коридоре по левую руку я увидел Клару, входящую в уборную, и побежал направо. Так, найти выход в фойе, смешаться, раствориться в зрительской массе. А вдруг антракт давно закончился? Да нет, без меня не начнут, да и без Клары то-же. Да, прикинусь зрителем, а там - в гардероб, вырвать документы и бежать, бежать навсегда. А если Бледногубый? Я услышал позади чьи-то крадущиеся шаги.

Наконец я уперся в дверь и, не долго раздумывая, вскрыл потусторонний объем. Черт, это было не фойе, а незнакомая лестничная клетка - я перепутал направление. Ну и хорошо, здесь, быть может, еще ближе к выходу и свободе. Но, едва я начал спускаться, как внизу кто-то зашевелился.

Назад, к свету, стучало в мозгу, когда я бежал вверх по лестнице. На последнем этаже я огляделся. Дальше можно было взобраться по пожарной лестнице, по-видимому, на крышу театра, но я толкнул низкую боковую дверь, и из темноты потянуло пыльным чердачным запахом. Ах, как мне не хотелось темноты, но снизу приближались торопливые шаги. Я вошел, прикрывая за собой дверь, и набросил согнутый из обычного гвоздя крючок. Не тот ли это крючок, который подсовывал я Кларе в буфете - мелькнула трезвая мысль. Ну уж теперь-то я им воспользуюсь по назначению.

Слава богу, здесь был какой-то источник света - где-то вдали, впрочем, о расстояниях можно было только догадываться, светилось квадратное окошечко. Шаги приблизились, и кто-то, тяжело дыша, замер по ту сторону двери. Я протянул вперед руки и пошел на свет. Неизвестный подергал дверь и затих. Я прибавил шагу и, споткнувшись, упал во что-то мягкое и даже рыхлое. Труп - догадался я. Ага. Так вот где они хоронят своих братьев-актеров. Я уже приготовился отряхивать от праха руки. Но странная рыхлая масса не прилипала, и я приподнял ее, что бы рассмтреть. В искусственном свете я с ужасом понял, что держу своего медвежонка с красным ухом.

Вот оно как получается! Значит, все правда - я одинокий зритель, и моя болезнь - не воспаленная фантазия хрупкого невежественного детства, а гениальное озарение, страшное, быть может, научное открытие. Да, это система знаков, умело расставляемых на моем жизненном пути, как все продумано, до каких мелких подробностей. И какой верный финал - раскрыть все в театре. В том месте, где человеку положенно убеждаться в том, что он не одинок, что и другие люди бывают с чувствами, т.е. как бы тоже живыми, здесь все раскрыть! Я прижал к себе медвежонка и поднялся на ноги.

- Мы с тобой одни, - прошептал я ему и надавил, ожидая механического ответа.

- Дха, - донеслось из ватной груди .

- Пойдем на свет, дружок, - позвал я его за собой.

Окно оказалось стеклянной дверью, ведущей на террасу, нависшую над сценой. Мы встали у самой кромки, впрочем, так, чтобы оставаться незаметными. Какое удобное место! Наверное, отсюда специальными людьми низвергаются небесные хляби. Я вспомнил ватный снегопад в Большом в "Пиковой даме". Бедный, бедный Германн, тебя тоже обманули. Тем временем внизу, словно на ладони, разворачивалось второе действие.

Сергуня приблизился к родительскому ложу. Бледногубый и Клара спали, запрокинув назад головы. Впрочем, Клара как-то слишком жмурилась и двигала ресницами. Мальчик наклонился, несколько мгновений всматриваяся в родные лица, а после поднял руку с блистающим лезвием. Зал в ожидании притих.

- Смотри, мой друг, ведь он зарежет, - прошептал я медвежонку.

- Дха, -снова выдохнула игрушка.

Э, да откуда ты можешь знать? Ведь тебя же не было со мной в той комнате! Не заодно ли ты с ними? Я тряхнул медведя, и тот жалобно заскулил. И здесь меня словно самого тряхнуло. Что же это я делаю, спятил я, что ли? Разговариваю с неживой игрушкой, черт, да ведь мой-то медведь был раза в два поменьше. Это мне, маленькому, он был по плечо, а теперь я вырос. Да, все подстроено, но как топорно, как будто они не рассчитывали на мою природную проницательность. Грубо, грубо, как в плохом эксперименте. В следственном эксперименте! Черт, так вот оно что! И моя актриса, в кожанной куртке, не случайно была. Ага, они выследили меня, но не хватало улик, и тогда решили воспроизвести мелкие подробности того времени и вывести меня на чистую воду! Да, да, черт - они знали мою любовь к театру и воспользовались ею. Точно, преобразили старое, заброшенное здание, явно приписанное к сносу - не зря же рядом стройка, устроили эту комедию с буфетом, состряпали наскоро пьеску, даже не пьсу, а одну единственную сцену, пригласили понятых в качестве зрителей, черт знает каких пенсионеров, и теперь ждут, когда я во всем сознаюсь. То есть, не выдержу в самый крайний момент и как-то выдам себя. Ну уж нет, дудки, господа присяжные заседатели. Не судите и не судимы будете! Нет меня в зале, нет, сбежал, а что сейчас подсматриваю так это надо еще доказать.Ну, давай, давай, Сергуня, тычь своим картонным ножичком. Я раскусил твою роль!

- Притворщики, - прошептал Сергуня и быстро ударил ножом два раза.

Я отчетливо увидел, как брызнули на белые подушки струи теплой, дымящейся крови. Черт возьми, у меня перехватило дыхание, вот это спецэффекты! Клара судорожно дернулась несколько раз и замерла, глядя в меня неподвидными глазами в нежных, смуглых разводах.

- Нет! - закричал я на весь зал, но никто меня не услышал. Все утонуло в шквале вострженных оваций. Я отвернулся, и, чтобы не слышать этого сумасшествия, побежал вон.

Когда я сбросил гвоздик, дверь открылась, и на меня вывалился какой-то человек.

-