Шрифт:
Закладка:
Эту картину не включили в число тех, что выставлялись в галерее Белл в 2008 году. Сначала я подумала, что, возможно, просто не успела до неё дойти, сбежав оттуда в расстроенных чувствах. Но затем я проконсультировалась в галерее и сверилась с каталогом выставки. Картины там не оказалось. Предполагаю, что она всё ещё где-то во Франции. Но та самая EMК, предположительно выжившая после массового утопления в Мосс-Лэндинг? Разве можно сомневаться, кем была эта женщина? Он ведь не знал, верно? Он не знал.
7 февраля 2011 г.
Неужто я рождён, чтоб умереть,
На землю сбросив узы тела,
Чтобы душа, вострепетав,
В неведомые дали улетела,
В страну непроницаемых теней,
Что неподвластна мысли смертных,
Где льётся забытья елей,
В пределы мрачные умерших.
«Идумея», Чарльз Уэсли, 1793 г.[136]
10 февраля 2011 г.
Вчера в Атенеуме ко мне обратились с вопросом: «Вы всё ещё интересуетесь Филлипом Салтоншталлем?» Я имею в виду, что меня спросила библиотекарша. Та, которая два года назад интересовалась, в курсе ли я, что некоторые из писем Салтоншталля хранятся в Библиотеке Джона Хэя.
– Нет, – ответила я. Но затем поправилась: – Да.
Это вызвало у неё очевидное недоумение. Но оно быстро прошло. Наклонившись ближе, она тихо, словно заговорщик, прошептала:
– Тогда вы просто не поверите, – начала она. – Вас ведь особенно заинтересовала та картина, верно?
– «Утопленница», – уточнила я, не желая это говорить, но что ещё мне оставалось?
Она достала очень большую книгу, из тех, что часто называют книгами для кофейного столика. Название на обложке гласило: «Мастера символизма». Она открыла её на страницах 156–157, и там, на 156-й странице (слева), была репродукция «Утопленницы», а на 157-й красовалась ещё одна картина Салтоншталля. Каждая занимала почти всю глянцевую страницу целиком. Вторая картина называлась «Девушка на реке», и в книге говорилось, что она была написана в 1870 году, через два года после «Утопленницы». Во многих отношениях они почти идентичны. Но при этом очень сильно разнятся, и «Девушка на реке» поначалу показалась мне гораздо страшнее. Сначала я чуть было не решила собрать манатки и убежать сломя голову. От вида этой картины, я имею в виду. Там изображена та же самая девушка, в том же самом водоёме; они более-менее идентичны. За исключением того, что девушка не оглядывается через правое плечо, мы можем видеть её профиль. Она смотрит вниз на чёрное существо, напоминающее огромную змею, наполовину высунувшуюся из воды. Оно обвилось вокруг её лодыжек и, кажется, выбирается из воды на травянистый берег. Вид у девушки ничуть не встревоженный. Возможно, даже любопытный. Немного сконфуженный. Абалин не преминула бы сказать, что это слово больше никто не использует, но она кажется именно сконфуженной. Кожа у неизвестного существа скользкая и непроницаемо-чёрная.
В 1897 году Салтоншталль написал Мэри Фарнум:
«И в этот момент из реки выпрыгнуло нечто смолисто-чёрное, с размытыми очертаниями. Я знаю, что это скупое описание, но предоставить вам другое я не в силах. Это создание было видно лишь мгновение, не принимая никакой отчётливой формы. Тем не менее у меня осталось тревожное впечатление, что я наблюдал не какую-то рыбу, а, возможно, огромную змею, толстую, словно телеграфный столб, превышающую размерами любую из тех змей, которые, как я предполагаю, обитают в Африке или тропиках Амазонки. Её нельзя было назвать настоящей змеёй, но это лучшее сравнение, которое я могу привести, если попытаюсь описать хоть что-то более существенное, чем клубящиеся тени под сенью клёнов».
Человек, написавший «Мастеров символизма», назвал «Девушку у реки» потерянной картиной. Если предположить, что её действительно когда-то потеряли, то отыскалась она три года назад в коллекции галереи Хартнелл-колледжа в Салинасе, штат Калифорния. Автор также отмечает, что картина была подарена «Обществом Теодора Энгвина». Отца Яковы. Пророчицы из Салинаса. Её отец преподавал сравнительное литературоведение и писал детективные романы, которые, насколько я понимаю, никогда не пользовались особой популярностью.
Кроме того, когда я приводила описание девушки с «Утопленницы», то написала следующее: «Её длинные волосы почти того же зеленоватого оттенка, что и вода…» Так вот, это неправда. Я прекрасно об этом знала, но умышленно описала её таким образом. На самом деле волосы у женщины светлые. Жёлтые. Ярко-жёлтые, как подсолнухи.
Я не собираюсь ничего рассказывать об этом Абалин. Потерянные картины, порождения неведомой тайны, загадки и осколки будут вечно появляться, чтобы встать на свои места. Или, наоборот, выпасть оттуда. Ева была одна, но картин – две.
11 февраля 2011 г.
Здесь Смерть себе воздвигла трон,
Здесь город, призрачный, как сон.
Стоит в уединенье странном,
Вдали, на Западе туманном,
Где добрый, злой, и лучший, и злодей
Прияли сон – забвение страстей.
Здесь храмы, и дворцы, и башни,
Изъеденные силой дней,
В своей недвижности всегдашней,
В нагроможденности теней,
Ничем на наши не похожи.
Кругом, где ветер ни дохнёт,
В своём невозмутимом ложе,
Застыла гладь угрюмых вод.
Эдгар Аллан По,
«Город на море», 1831 г.[137]
«Во дворцах Посейдона она готовит чертоги из коралла, стекла и костей китов. Дворцы, храмы в странном городе. Она вернёт нас домой».
Якова Энгвин (1990 г.)
8 марта 2011 г.
Сегодня я встречалась с доктором Огилви. Её радует мой прогресс. Она расплылась в улыбке, которая, как мне известно, означает, что это не просто «дежурная улыбка психиатра», а неподдельная и искренняя:
– Теперь ты осознала, что никогда не узнаешь, что случилось в действительности? – спросила она.
– Да, осознала. Сейчас я это понимаю.
– И с этим вполне можно жить.
Я бросила взгляд на большого морского ежа, расположившегося на одной из её книжных полок, а затем кивнула:
– Да, можно. Я могу с этим жить.
И тогда она вновь мне улыбнулась.
18 марта 2011 г.
Мы плетём сеть вымыслов, и иногда они нас спасают. Наш разум и наши тела. Сирена научила меня петь, но она оказалась лживой, коварной _______, она видела, что я чуть не взялась помочь за нож, когда она перерезала себе запястья. Поэтому я придумала
