— Да, он торгует невольницами, — подтвердил Джуди, — и старик, хозяин коттеджа, хотел купить у него одну, которую, как он говорит, он привёз с собою. Старик давал много денег, а господин с усами хотел получить их ещё больше. Они торговались, а тот, который убежал, молчал и слушал.

У меня сердце сжалось от ужаса, что этот негодяй, обокрав женщину, желал теперь продать её.

— Ну, и что ж, — спросил я, — они уговорились, порешили на чём-нибудь?

— Нет, старик не согласился дать те деньги, которые просили с него.

«Слава Богу!» — подумал я, вздохнув свободнее.

— Но когда усатый господин, — продолжал Джуди, — ушёл, то который убежал, стал упрекать старика и говорить, что скупиться нехорошо, что не надо жалеть денег, что надо заплатить и достать для богини жертву, потому что богиня требует жертву.

— Так они хотели купить эту женщину для того, чтобы убить её в жертву своей богине!

— Так слышал Джуди, и он говорит то, что слышал.

— Но, по крайней мере, ты слышал, что ответил старик на эти уговоры, решился он купить, или нет?

— Старик сидел, качал головою и ничего не отвечал.

— Так, значит, они и разошлись, ничего не решив?

— Да, так они и разошлись. Что мне было делать?

Единственно, что представлялось возможным предпринять сию минуту — отправиться в полицию и сделать там официальное заявление, но когда я сказал об этом Джуди и спросил его, готов ли он повторить властям всё, что только что рассказал мне, он замахал руками и с испуганным лицом стал уверять меня, что ему лучше, чтоб его снова душили. Инглизы сживут со свету бедного Джуди, и сам он никогда ничего не скажет. Он будет молчать или повторять, что ничего не слыхал и не знает. Джуди не хочет идти к инглизам.

Напрасно я старался убедить его. Никакие убеждения, никакие обещания денег не подействовали.

Страх Джуди перед англичанами настолько велик, что он стоял на своем твёрдо, и уговорить его оказалось невозможно.

— Ну, так вот что, Джуди, — стал я говорить ему, наконец, — ты знаешь, кто эта женщина, которую хотят продать, чтоб её убили?

Джуди пожал плечами.

— Джуди не знает этого! — ответил он.

— Ну, так вот. У меня есть друг. Ты знаешь, что такое друг?

— У Джуди нет друзей, но он знает, что такое друг.

— Так эта женщина — жена моего друга. Я приехал сюда, чтобы спасти её.

— Так инглизы не спасут. Только схватят и посадят бедного Джуди, а в это время госпожу злые люди спрячут. Они сильнее Джуди. У них много денег. Они с деньгами всё сделают и скроют.

— Деньги и у нас с тобой есть, не беспокойся: их хватит. У меня, пожалуй, денег больше, чем у них.

— У господина много денег?

— Да. Будь уверен.

— Тогда отчего же господин не отдаст их за жену своего друга. Если человек с усами продаёт её, то он продаёт тому, кто даст больше. Дайте больше, и вы освободите её и отдадите своему другу.

Такое Соломоново решение вопроса мне не пришло в голову.

Я задумался.

В самом деле, Джуди казался прав. Это был наиболее верный и действительный выход.

— Хорошо, я постараюсь сделать так, — решил я, — а пока можешь ты сейчас же пойти к тому коттеджу и сторожить? Если туда вернётся усатый, или старик-хозяин уйдёт куда-нибудь, или проведут туда женщину — сейчас же беги сюда ко мне и расскажи, что случилось нового.

— Это Джуди может сделать! — радостно подхватил он. — Джуди сию минуту побежит и будет сторожить. Он понимает, зачем это надо сделать!

— Ну, ступай и будь только осторожен, чтобы тебя не заметили.

— Пусть господин будет спокоен. Джуди умеет прятаться!

Он ушёл, а мне не сиделось на месте.

«Вот что, — сообразил я, — поехать на пароход сейчас! И если она ещё там, рассказать всё капитану и прибегнуть к его защите».

Я живо добрался до пристани и на первой же попавшейся лодке отправился на пароход.

XXXII

Поездка моя на пароход оказалась напрасною.

Приближаясь к нему, я увидел, что он поднимает якорь, готовясь уйти в море.

Трапы были подняты, и нечего мне было стараться проникнуть на палубу, так как было очевидно, что ту, которую я искал, свезли уже на берег.

Это являлось малоутешительным.

Но зато с другой стороны, хорошо было, что Джуди, который должен был следить за коттеджем, не появлялся ко мне в этот вечер, и я до некоторой степени мог быть спокоен, что торг ещё не состоялся.

Трудно себе представить те разнообразно сложные чувства, которые я испытывал, ожидая на другой день к себе Сарматова к завтраку.

Понятная гадливость к этому человеку смешивалась с беспокойством о судьбе его жертвы, и вместе с тем я волновался, как актёр перед дебютом, боясь, что не сумею выдержать роли до конца.

Роль эта была неприятная, трудная, опасная и рискованная, потому что малейшая оплошность портила всё дело.

Я должен был сохранять совершенно спокойную внешность, полное хладнокровие и вести хитро обдуманный разговор, последовательный и логичный.

Между тем, внутри у меня всё дрожало, и голова отказывалась работать последовательно и логично.

Мне случалось прежде встречаться с дурными людьми, но тогда дело решалось просто: я отворачивался от них и избегал их общества.

Теперь наоборот, я, заведомо зная, что самый дрянной человек, о котором я когда-нибудь слышал, вор будет сидеть со мной за одним столом, должен был готовиться к тому, чтобы скрыть своё отвращение к нему, угощать его и разговаривать с ним.

Завтрак был накрыт на моём балконе.

Круглый стол красиво белел своею скатертью и искрился хрусталём. Серебро блестело на нём. Большой ананас, обложенный бананами, стоял в вазе посередине, и приторный аромат его чувствовался в воздухе.

Солнце пекло над головою и сквозило через полотняный тент, нагревая влажный морской воздух до температуры банного полка.

Ровно в двенадцать часов явился Сарматов. Явился он, наглый и довольный, крепко потирая руки и разразившись беспричинным хохотом плохо воспитанного человека.

— Ну, что ваши дела? — спросил я его.

— Дела мои ничего, — ответил он, развязно подходя к столу. — Эге! Да тут русская водка есть! — одобрил он, увидев водку, которую держат теперь все хорошие гостиницы в портовых городах на востоке и продают её чуть ли ни на вес золота, дороже ликёров.

— Налить вам? — спросил я.

— Не откажусь! Хоть и жарко сегодня, но я не откажусь. Позволите располагаться?

И, не ожидая моего ответа,