его таково. Либо товарищи не шибко старались при расследовании: кому нужен одинокий осколок старого режима, непримечательный совслужащий из бывших дворян? Либо часть материалов изъята из дела. Кто запрашивал дело для ознакомления за прошедшие десять лет? Никто, кроме Бродова. Нет сведений — не значит: не было. Однако тут опять тупик.

На следующий день или в тот же к вечеру принесли материалы об Александре Кениче.

К сожалению, не всё из заказанного Бродовым помощники сумели раздобыть. Личный архив Кенича канул в Лету. Тому виной банальная коммунальная история: новым хозяевам комнаты досталась Сашина мебель вместе с его бумагами. Мебель пригодилась, а бумаги… В лучшем случае пошли на самокрутки. От мысли о том, каким ещё образом простые люди могли употребить Сашины рукописи и заметки, у Николая колючий ком застрял в горле. Еле прокашлялся.

Зато биография Кенича была представлена довольно полно. Надо же, как точно Саша некогда рассказал Николаю о своей жизни! Справка, которую нынче подали, ничего особо не добавила.

А вот что есть о смерти. Копии медицинского заключения, милицейского протокола… «Умер от естественной причины в силу случайного стечения обстоятельств». Осмотр мяча производили? Похоже, нет. Его тогда, помнится, унесли с поля. Да никто и не искал. Какой там осмотр мяча? Вскрытия и то не делали — только внешний осмотр. Зачем, когда всё очевидно, на виду у людей произошло? Не всё ли равно, разрыв сердца, простая остановка, случайный тромб?

А это что?!

Николай привстал, навис над столом, упершись в него кулаками, и прочитал ещё раз. «Гражданин САСШ… инженер… контракт с Наркоматом по строительству предприятий тяжёлой индустрии…» Что тут ещё есть в милицейском протоколе? Да ничего почти. Просто со слов свидетелей происшествия зафиксировано, что удар по мячу, приведший к его попаданию в грудную клетку А. Б. Кенича, произвёл гражданин Северо-Американских Соединённых Штатов, приглашённый по контракту инженер. Ну, и со слов самого инженера — тоже.

Николай отошёл к окну, открыл. Сильно подуло. С западным ветром в Москву, как обычно, пришли холод и свежесть. Этим ветром трепало ветви деревьев на бульваре. По проезжей части, перегоняя друг друга, неслись автомобили — один за другим, один за другим. По тротуарам, по бульвару, по площади люди куда-то спешили. Середина рабочего дня, а народу всё равно много на улице. В Москве всегда было много людей на улицах… У Николая шёл пар изо рта при выдохе и, кажется, валил из-под ворота рубашки: в жар бросило, и никак не остудиться…

Саша тогда обещал, что Николай увидит игру сильного форварда, профессионала. А на похоронах его друг сетовал, что игрок, автор рокового удара, знал о Сашином коронном способе останавливать мяч грудью. «Зачем он посылал мяч прямо на Сашу, ведь знал, что Саша возьмёт?!» Как-то так он высказался. Это был, без сомнений, тот самый «сильный форвард»: совсем другой уровень игры, виден был класс — даже полному профану, как Бродов. Профессиональный форвард, Сашин убийца — североамериканский инженер.

Леший задери!..

Теперь даже в самых критических жизненных и рабочих ситуациях Николай не употреблял крепких слов и не поминал чёрта не только вслух, но и про себя. Подчинённые объяснили, что это притягивает тёмные силы из «тонкого мира» и осложняет работу. Отнёсся ответственно. Позволял себе только лешего: какая он тёмная сила? Сказочный персонаж — ничего более…

Леший трижды задери! Кенич, писавший роман о секретах североамериканской масонской ложи, убит американцем. Погиб, спустя всего неделю после нераскрытого убийства директора архива, также причастного к масонским тайнам. Кенич, в отличие от архивиста, случайно убит. Но тяжёлый мяч влетел в грудь Саше от американской ноги!

Сердце неслось по ухабам. А надо успокоиться и вернуться к делам. Всякие случаются на свете совпадения, в том числе самые невероятные.

Прискакала курносая ученица школы нейроэнергетики, организованной при лаборатории, Женя.

— Николай Иванович, что у вас случилось?!

Бродов принял суровый вид.

— В чём дело, Евгения, с чего ты взяла?

Та расширила глаза и сообщила загробным полушёпотом:

— Я почувствовала.

— Ошиблась. Повнимательнее! Иди.

Девчонка беззастенчиво просветила его взглядом с головы до ног и удалилась в сомнениях.

Ну-ну. Жаль сбивать ей настройку. Но не беда. Пусть настраивается на что-нибудь другое. Никто не давал ей права тренировать сверхчувственное восприятие на руководстве…

Был ли этот американец в разработке? Был. Бродов без особой надежды на успех затребовал материалы — и получил! Ай да должность! Ай да особые полномочия! Пробежал глазами документы и обнаружил: в 1928 году иностранец покинул Советский Союз спустя всего двое суток после смерти Кенича.

Это не было случайным совпадением: инженер уехал задолго до истечения срока визы. Более того, он не забрал в кассе треста зарплату за последний месяц и не оставил адреса для перевода денег. То есть собирался он в крайней спешке, уезжал экстренно. Испугался неприятностей, суда за непреднамеренное убийство? Сомнительно. Какое, в самом деле, непреднамеренное?! Как можно было запустить тяжеленный мяч с такой бешеной силой, не имея специальной подготовки и возможности заранее рассчитать силу удара?!

«Будто кто-то читает у меня из-под руки…»

Десять лет назад эти слова начинающего писателя зацепили Николая, как будто они не были всего лишь плодом живого воображения, а указывали на подлинную опасность, бессознательно замеченную Сашей. Тогда Николай, естественно, не придал значения игре собственной фантазии. Лишь когда случилась трагедия… Но и тут думать о содержании Сашиной рукописи, искать в ней причину его гибели, мало похожей на спланированное убийство, не было оснований. А вот теперь они появились! Всё же Кенич писал свою историю, опираясь на архивные документы, виденные своими глазами. Напридумывал фантастических подробностей, но в основу заложены реальные факты.

Юркая, неуловимая мысль живо пробежала по проторённой дорожке между историей, рассказанной писателем, и научными исследованиями Извольского — и вдруг ярко вспыхнула!

«Не может быть!» — подумал Николай, быстро снял трубку телефона и распорядился раздобыть подробную карту или план Москвы — только центра в пределах Садового кольца. Лучше старый, желательно дореволюционный. Впрочем, не важно. Совершенно не важно! Бродов помнил адреса наизусть. Он и на новейшей карте, на изменившемся сильно лице города найдёт те самые места.

«Окажется ерундой», — предупредил себя и в подтверждение пренебрежительно махнул рукой.

Карту для него раздобыли довольно быстро. Лихорадочный интерес ещё не успел остыть. Подробный план, изданный в двадцать восьмом году. Вот так совпадение! Сегодня всякое лыко шло в строку.

Николай взял мягкий карандаш и принялся за дело. Отметил на карте крестиками семь адресов из документа Листова, которые знал, так как лично принимал участие в осмотре этих