Шрифт:
Закладка:
Николай досадливо покривился. Муть какая! Напридумывал! Только и годится, чтобы досочинить роман вместо покойного Кенича. Сашины фантазии всё время путаются с реальностью, норовят её подменить, так они правдоподобны. Эх, хороший был писатель…
А хотелось бы поверить в Сашину проницательность журналиста и писателя! Хотелось верить, что современные здания, выстроенные на месте старых московских особняков, и впрямь унаследовали их особую миссию и скрытую силу…
Кроме того, Саша совсем неплохо разбирался в людях, тонко подмечал особенности поведения и характера. Почти верилось, что с Платоновым Кенич угадал. Старый коминтерновец обладает особыми возможностями — в том нет сомнений, хоть остаётся гадать, откуда взялись и какова их природа. На Николая при личном знакомстве он произвёл двойственное впечатление. Хочется верить, что он таков, как описано в Сашином романе.
Впрочем, если и не таков Константин Платонович на самом деле, это не особенно важно. Важно, что люди, похожие на героев романа «Ясные звёзды», есть в действительности, и многие ещё станут такими, начитавшись хороших книг о хороших людях. Правильно сейчас стали требовать от писателей показывать идеал советского человека — строителя будущего мира. Для чего ещё нужны выдумки, если не для того, чтобы показать, как должно быть, как будет лучше для всех?..
Размышления прервал телефонный звонок. Бродов заторможенно слушал аппарат и медлил подойти. Звонили по номеру, который он называл про себя «несекретным»: его разрешалось давать любому человеку — чтоб родственники, знакомые могли позвонить тебе на службу. Кто бы мог звонить Николаю? Резкие, частые звуки монотонно продолжались.
Наконец Николай стряхнул оцепенение и снял трубку.
Алевтина — с вопросом, всё ли с ним в порядке. Созваниваться без дела между ними не было заведено. Так только: всё ли хорошо, когда встреча. Николай удивился, узнав, что не общался с женщиной больше месяца — даже по телефону. Казалось, встречались же вот только что! Неудачно посидели в ресторане, после чего хорошо провели вечер дома… Алевтина же, узнав, что он здоров и благополучен, то есть позабыл о ней без уважительной причины, обиделась до слёз. Потом решительно сказала с плохо скрытым отчаянием:
— Раз тебе некогда, я вполне понимаю, я просто приеду к тебе. Не нужно вести меня куда-то, не нужно встречать. Я соскучилась. Ну, что же? Завтра! Во сколько?
Леший его знает, почему впервые перспектива провести вечер в интимной близости с этой женщиной не показалась Николаю заманчивой. То ли служба вымотала все силы, то ли незаметно подкралась старость? Он знал, что и завтра вернётся поздно. Проверять свои силы в столь неподходящий момент не хотелось.
Нет уж! Долой малодушие.
— Сегодня, — сказал он. — Приедешь? Я встречу.
Он засобирался. И так с утра до ночи на службе без выходных и проходных. Не грех разок уйти вовремя…
За что же убили Сашу? Или зачем? «Будто кто-то читает у меня из-под руки»… Фраза, не дававшая Бродову покоя, стала обретать конкретный смысл, лишённый всякой мистики.
Вполне вероятно, что после публикации очерка в жилище Кенича наведался тот, кто интересовался секретами русских масонов не в качестве учёного-любителя, а в качестве… Борца с масонством или с конспиративными организациями вообще — это первый вариант. Второй: кто-то очень серьёзно следит, чтобы подлинные секреты ложи не открыли непосвящённым…
Не с того начал.
В очерке, очевидно, содержался некий намёк на то, что Кенич знает больше, чем рассказал на страницах «Известий» и «Огонька». Намёк, понятный посвящённому. Вот хоть бы это словечко «истинные» в применении к вольным каменщикам, которым заинтересовал Сашу наблюдательный директор архива. Саша ввернул словечко в очерк, хоть оно слабо вязалось с содержанием, а затем построил на нём сюжетную линию книги.
Саша открыто ссылается в очерке на архивные материалы и на помощь директора, даже частично пересказывает беседу с ним. Потому возникла необходимость у заинтересованного незнакомца зайти в архив. Имярек зашёл в архив, побеседовал с директором, однако не получил от того дополнительной информации. Это произошло вскоре после публикации очерка, в двадцать седьмом. Об этом визите архивист когда-то успел рассказать Кеничу. Вероятно, тогда же. Допустим, Саша занёс ему в подарок экземпляр «Известий» или «Огонька» с очерком. Директор рассказал о посетителе — охотнике за масонскими тайнами, Сашином конкуренте, — и у Кенича в памяти остался материал, который пригодился затем для последней главы. Но написал Саша эту главу позже, уже в двадцать восьмом, под свежим впечатлением от убийства директора архива…
Не получив достаточно сведений легальным путём, в архиве, неизвестный залез в жилище Кенича. Искал, какие ещё материалы волею случая оказались в распоряжении журналиста. Были ли у Саши копии, конспекты каких-то документов — бог весть, но рукопись была на виду. А рукопись посвящена пятиконечной звезде. А та, как только что выяснил Николай, существует в реальности. Документ Листова наверняка был подлинным. Точнее, топоглиф наверняка существовал до масштабного многоэтажного строительства в Москве, а перенесён ли в новую реальность города — бог весть.
Между тем никаких материалов сверх того, что изложено в очерке, наверное, всё-таки не нашли. Могли решить, что журналист спрятал их в надёжном месте или же хранит в голове. Не так важно. Важно, что у неизвестного образовалась необходимость наведываться к Саше снова и снова — чтобы читать наброски романа, поскольку была возможность почерпнуть информацию лишь из них. Тот, кто искал, видимо, знал наверняка, как отличить плоды писательской фантазии от подлинных фактов…
Ещё с Сашей можно было запросто познакомиться, проявить интерес к его творчеству — и он добровольно, с охотой предоставил бы читать отрывки будущей книги… Да, могло быть и так… Правда, Саша уверял, что до того, как дал читать Николаю, другим только рассказывал замысел. Но и это не мало для внимательного слушателя, способного задавать правильные вопросы.
Книга продвигалась вперёд, и в какой-то момент стало очевидно, что совпадения выдумки с реальностью не случайны, что Кенич знает тайну, которая принадлежит совсем не ему.
Кто снабдил Кенича лишней, не подлежавшей разглашению информацией? Архивист. Каким образом это стало понятно? Например, так, как рассказано в последнем фрагменте рукописи Кенича: Имярек явился в архив и предъявил конспиративный знак братства, а директор ответил.
Архивиста убили первым, поспешно, не таясь. Сашину гибель тщательно спланировали и подготовили. Кстати, кто-то подал форварду в нужный момент тот самый, убийственный мяч. Всё сделано для того, чтобы связь смерти Кенича с очерком «Масонские тайны старой Москвы» никоим образом не прослеживалась.
