Бутырской тюрьмы привозили на Болотную площадь; его сажали на черную телегу, в середине которой была прикреплена стоймя доска с сиденьем, на это сиденье сажали преступника задом к лошади; прикручивали ему руки к доске, а на грудь вешали черную доску, на которой белыми буквами была написана вина преступника: «убийца», «грабитель», «растлитель» и пр. За телегой ехала карета с прокурором; кругом телеги — конные солдаты с обнаженными саблями…

На Болотной площади был выстроен эшафот; привезенного вводили на него, прокурор читал акт обвинения и приговор суда, после этого приговоренного заковывали в кандалы и ссылали в Сибирь…

Рассказывали, как преступников прогоняли «сквозь строй»; наказание это производилось на самом месте преступления.

Один мастер рассказывал, как он видел наказание за грабеж на берегу Москвы-реки, около Тайницкой башни, — там было совершено ограбление. Преступник был пойман, судим, его приговорили к сотне ударов; для этого солдаты, находившиеся в кремлевских казармах, приготовили пучки тонких, гибких прутьев и с этими пучками были выведены на набережную, расставлены в два ряда, на расстоянии шагов трех друг от друга, человек по 15 в каждом ряду. Обе руки преступника привязывались к ложу ружья, за дуло брались два солдата и вели наказуемого между двух рядов солдат.

Как только преступник подходил к первому солдату, тот ударял его по спине прутьями, — рубашка была с него снята, — второй солдат делал то же. Когда кончался ряд, спина наказуемого взбухала, чернела, а при обратном прохождении она уже была вся в крови, и кровь брызгами разлеталась от ударов.

В конце рядов стояли солдаты с тазами воды, разбавленной уксусом; они обмакивали тряпки в эту воду и смывали кровь со спины наказуемого. И все это делалось под барабанный бой.

Конечно, такие острые зрелища ярко запоминались теми, кому их приходилось видеть, и рассказывались они с мельчайшими подробностями, от которых мне, мальчику, было жутко…

Рассказывали старые мастера и о том, как чумаки привозили на волах соль из Крыма; останавливались они на Соляном дворе, около Болотной площади, а на самую Болотную площадь приезжали сибирские крестьяне и привозили целые возы мороженых рябчиков и другой дичи. Они распродавали привезенный товар вместе с лошадьми и повозками, оставляли себе только часть лошадей и на них уезжали к себе домой.

А лошадей обыкновенно продавали на Конной площади, близ Калужских ворот, — там продавцами и покупателями были главным образом цыгане, которые покупали бракованных лошадей, исправляли их известными только им способами и продавали за хороших…

Рассказы стариков ярко запечатлелись в моей памяти, но когда я начал учиться и поступил в городское училище, то и сам принимал участие в беседе с мастерами, — читал им Некрасова «Кому на Руси жить хорошо», «Мороз — Красный нос», «Коробейников». Мастерам очень нравился Некрасов, они запоминали многие места из поэм.

Может быть, это был один из тех путей, по которым некрасовские стихи входили в народ в форме песен…

*

В первой половине сентября у мастеровых происходили «засидки», то есть начинали работать по вечерам с огнем до 10 часов вечера.

«Засидки» происходили у разных ремесленников в разные числа сентября, но большинство из них было приурочено к 8 сентября — к празднику рождества богородицы.

С утра ученики приготовляли убранные на лето лампы — мыли их, протирали зонты от пыли, чистили щетками-ершами стекла; эти щетки назывались еще «султанами». Бывали при этом инциденты: одно, два стекла оказывались разбитыми, ученики заявляли об этом хозяину, тот ругался, но в своих интересах покупал новые стекла.

Вечером в день «засидок» одна из ламп в мастерской зажигалась и подвешивалась к потолку, во время же работы лампы спускались на толстых проволочных прутьях ниже к катку; около них мастера усаживались в кружок. Все мастера и ученики были в сборе — дожидались выхода хозяина.

Но вот из хозяйской начинали выносить угощение: яблоки, нарезанный ломтями арбуз, хлеб, колбасу и четвертную водки; появлялся хозяин, становился перед иконой, перед которой была зажжена лампадка, и начинал истово креститься. Все следовали его примеру. Окончив молитву, хозяин наливал стакан водки, выпивал его и приглашал выпить мастеров, потом доставал кошелек, отсчитывал по 30―40 копеек на каждого мастера, а ученикам по пятачку и уходил к себе на хозяйскую, где у него в этот день собирались гости.

Мастера допивали четвертную, отправлялись в трактир, а ученики доедали угощение, пили чай и садились играть в засаленные карты — «в короли», «в свои козыри» или «по носам». Иногда затевали и денежную игру в «три листика» со ставкой по грошу.

Часа через два-три мастера по одному, по два начинали возвращаться в мастерскую, едва держась на ногах, ложились, не раздеваясь, на каток или прямо засыпали на полу.

На другой день наступало похмелье, мастера начинали разыскивать деньги на водку, посылали к хозяину, он выдавал очень мало или совсем отказывал в выдаче. Тогда начиналась ликвидация рубашек, сапог, пиджаков. Сейчас же ученик снаряжался к закладчице, а их в Зарядье можно было найти в каждом доме — у них были целые склады заложенных вещей. Вещи принимались без всяких расписок, и большинство из них не выкупалось и оставалось у закладчиц. У этих закладчиц всегда имелись готовые «сменки»: посылает какой-нибудь мастер заложить почти новые, крепкие сапоги, закладчица дает на смену сапоги похуже и рубль-полтора денег; когда эти деньги пропивались, первая «сменка» снова посылалась к закладчице; она давала вторую «сменку», еще похуже, и уже несколько копеек денег.

Так доходило до того, что последней «сменкой» были опорки.

То же самое проделывалось с пиджаками и рубашками…

У других мастеровых, как, например, у столяров, ритуал «засидок» несколько отличался от прочих, потому что при столярной работе по вечерам употреблялись не лампы, а свечи; сначала были сальные свечи, а потом стеариновые, называвшиеся «экономическими». Во время «засидок» у столяров подсвечниками служила репа: в середине репы вырезалось отверстие, в которое вставлялась свеча. Так же выходил хозяин, молился перед иконой, угощал мастеров водкой. Когда выпивали по первому стакану, то остатками капель водки гасили свечи, кроме одной. С этой свечой один из мастеров подходил к верстаку и наскоро делал деревянный подсвечник — это считалось первой работой во время «засидок».

И снова зажигались свечи, наливалось вино в стаканы, и хозяин произносил назидательное слово, чтобы мастера успешнее работали зиму, себе на пользу и ему, хозяину, не в убыток.

Пьянство после «засидок» продолжалось 3―4 дня, и, когда все было пропито, мастера принимались за работу, а хозяин записывал в книжку прогульные дни и при расчете вычитал за