Что ж тогда… Будем садиться за стол. Но мне жаль его, Феликса, и тебя мне жаль. Если б я чуть раньше узнала, какой он милый, я бы не допустила, чтоб до этого дошло. У Феликса нет твердого характера, верно, зато таковой есть у тебя, и… Но чего уж тут. Удивляюсь, как вы там, со своей взвинченностью, еще не разорвали его на куски, такого славного и душевного парня.

Входит  М а й р а.

М а й р а. Тетя Аурелия, стол накрывать здесь или там, на кухне?

А у р е л и я. А как ты хочешь?

М а й р а. Мне-то нравится на кухне.

А у р е л и я. Вопрос решен.

М а й р а. Зинта, мы думали, ты у мамы.

Зинта качает головой.

Всем, кто спрашивал, мы так говорили.

Зинта снова отрицательно качает головой.

Вы слышите, тетя Аурелия? То есть вы видите? Все общежитие попрекает Кристините, Пуденцию и меня, что мы защищали Зинту, но она даже не удостаивает нас мелодичным звоном своего очаровательного голоса, невесть для кого бережет… Как угодно, Зинта, только не делай слишком удивленного лица, если окажется, что твои узлы и тюки снесены вниз к комендантше. «Терпение нашей комнатки большое», — совершенно серьезно сказала сегодня утром Пуденция, но ему может прийти конец, заруби себе на носу, потому что оно все же не безгранично!

З и н т а. Что я вам сделала?

М а й р а. Нам? Нет ни одной девушки во всем общежитии, которая не находилась бы в жуткой оппозиции по отношению к тебе и не защищала бы Феликса. Некоторые, кто слыхал, будто Феликс в столовой занимает мелочь на щи, предложили даже, наивные, скинуться для него! Тебя, напротив, считают форменным чудовищем, шакалом и… там было много еще всяких терминологических шедевров, немыслимо все запомнить… Чао. (Уходит обратно в кухню.)

А у р е л и я. Зинта, я в последний раз тебе говорю, и очень серьезно: пошлем Майру за Феликсом, он придет…

З и н т а. Нет.

А у р е л и я. Ну подумай.

Входит  Т а л и в а л д и с.

Зинта встает.

Т а л и в а л д и с. Мне можно?

А у р е л и я. Да, пожалуйста.

Т а л и в а л д и с. Вы говорили, тетя Аурелия, что взрослый человек должен решить… Я решил.

А у р е л и я. Поздравляю. И где ж ты остаешься? В Икшкиле, Саласпилсе или на Доле?

Т а л и в а л д и с (становится рядом с Зинтой и берет ее за руку). Здесь, тетя Аурелия.

А у р е л и я. Прекрасно.

Т а л и в а л д и с. Вы думаете?

А у р е л и я. Я только охотно услышала бы еще, прежде чем мы сядем за стол и выпьем вино по поводу обручения, правда ли Зинта согласна выйти замуж за студента, который несколько лет ничего не будет зарабатывать, да и после окончания Академии, кто знает… увлеченно живя своей работой…

Т а л и в а л д и с. Ну, в вас заговорила знаете кто? Свекровь, тетя Аурелия… Еще никому во всем мире не пришлась сразу по душе невеста сына!

А у р е л и я. Я разве говорила, что мне не по душе?

Т а л и в а л д и с. Ваша интонация…

А у р е л и я. Я спросила и жду ответа.

Т а л и в а л д и с. Зинта…

Зинта очень спокойно, но решительно освобождает свою руку, выходит на балкон, останавливается у веревки, на которой висят части белого платья, проводит рукой по фате… Солнца еще нет, но башня уже вновь различима на сероватом небе.

Зинта!

З и н т а. Ну?

Т а л и в а л д и с. Ты, наверно, не поняла… Я хочу, чтобы ты…

З и н т а (прерывает его). Я поняла… Нет, Талис. И… не будем больше об этом говорить, никогда.

Т а л и в а л д и с. Потому, что тетя Аурелия…

З и н т а. Не потому.

Т а л и в а л д и с. Нет? Но я…

З и н т а. Ты любишь Солвиту. Как ты мог допустить, я долго думала, что Солвита уходит с Лаймонисом, и ничего не предпринять, только смотреть…

Т а л и в а л д и с. Зинта, но… ты?

З и н т а. Я люблю другого.

Т а л и в а л д и с. Все же Феликса.

З и н т а. Нет.

Т а л и в а л д и с. Нет? Не Феликса?

Зинта качает головой.

Т а л и в а л д и с  смотрит на девушку, хочет еще что-то сказать, потом уходит.

А у р е л и я. Если б я не сидела на кресле, я теперь… не знаю, что бы со мной при падении сталось…

З и н т а. Ваш голос, тетя Аурелия, сразу звучит приветливее, потому что опасность того, что я могла бы стать вашей невесткой, миновала… А судить со стороны гораздо легче… (Снимает с веревки фату, которую развевает ветер… Отпускает.)

Легкая белая газовая ткань как облачко взлетает и исчезает в направлении Огре.

Зинта возвращается в комнату.

А у р е л и я. Кто он такой?

З и н т а. Он?

А у р е л и я. Понимаю. Ты сказала это просто так, давая Таливалдису отказ, чтобы пощадить его мужское самолюбие…

З и н т а. Позавчера я чувствовала себя ужасно, вы не можете себе представить. К вам прийти мне было стыдно, к маме поехать тоже… Я вспомнила об одном своем однокласснике. Я после восьмого приехала в Огре, а он окончил среднюю школу и ушел в армию, вернее, на флот… Он мне писал… Я отвечала редко, когда уж совсем нечего было делать — в план он абсолютно не вписывался, из слишком большой скромно живущей семьи, такой тихий, нерасторопный…

А у р е л и я. Ты вдруг поняла, что… он?

З и н т а. Нет. Я только разыскала и перечитала все его письма… В них не было ни слова о любви, но мне стало тепло, так много там было хорошего, разве я могла это понять раньше? Я, со своим железным планом! Я почувствовала, что он самый близкий мне человек, и поехала к нему… Тетя Аурелия, когда самолет оторвался от земли, я спросила себя, что это, что я делаю, последний раз мы виделись, когда мне было шестнадцать, ему — семнадцать лет…

А у р е л и я. И?

З и н т а. Его отпустили на два часа. В Ленинграде я была впервые, он показал мне Невский проспект, еще мы были… Да, мы шли… остановились на каком-то мосту… Я ему все рассказала.

А у р е л и я. Все?

З и н т а. О Феликсе, о свадьбе…

А у р е л и я. Больше ничего тебе и не надо ему рассказывать.

З и н т а. Простились в аэропорту… Прежде всего я теперь сама должна во всем разобраться, тетя Аурелия, потому что он был так счастлив, что мне стало немного страшно…

А у р е л и я. Фиалкой Удмуртии казалась мне Майра, но сейчас я начинаю думать, не ты ли это.

З и н т а. Удмуртии?

А у р е л и я. Таливалдис рассказывал, такой цветок — выдумал или во сне видел, потому что на самом деле… Зинта! Ты и правда была в Ленинграде?

З и н т а. Вы не верите?

Входит  М а й р а.

М а й р а. Ваш сын, тетя Аурелия, только что сообщил мне, что пойдет прогуляться вдоль Огре и будет позже. Что станем делать?

А у р е л и я. Начнем. Пусть прогуляется мальчик…

М а й р а. Прошу!

А у р е л и я. Моя парогрская коряка снова видна во всей своей стройности, только без красных сигнальных огней.

М а й р а. Когда стемнеет, тогда и зажгутся.

А у р е л и я. Тогда — да.

Все трое смотрят на телевизионную ретрансляционную башню, которая в этот момент полностью вынырнула из мглы.

Огре

Санаторий