Шрифт:
Закладка:
Проснулась Агнешка:
— Что не спьишь, Соколе? Чи отворем твою рану? Чудж пшепрашем, кохане. Идж спать.
Сквозь щели в ставне пробивался рассвет.
— Да куда уж спать! — подумал Федор.
Он зарылся в пахнущие весной девичьи кудри, прижал к себе теплое со сна тело. И отошли все тяжелые воспоминания, на миг отлетела далеко Война с ее тягостями и горем.
7
Жизнь в маленьком гарнизоне наладилась. У Федора оставались еще две нерешенных проблемы.
Первая — связь.
Вторая — незаживающая рана.
Связь была остро необходима для осознания дальнейших перспектив его самого, и его подчиненных. Он понимал, что ушедшим вперед войскам, было не до какого — то моста на небольшой речке в тылу. Но надеялся дать о себе знать и получить приказ на дальнейшие действия. Ведь он охранял переправу по устному приказу комбата. Тот обещал решить всё за неделю. А уже прошло три…
Рана тоже его беспокоила. Даже прошлые ранения, и пулевое, и осколочное заживали на нем быстро. А тут нагноение не проходило. Мазь, что накладывала знахарка, только на время облегчала боли. Надо было искать хирурга.
Старший лейтенант решил ехать в ближайший городок Сьрем. По карте до него было 15 километров проселком на юг, вверх по течению Варты. Надо было торопиться пока дороги не развезло. Уже первая неделя февраля позади. Он взял с собой двух бойцов — Зяблина и Глухова — и заправил полный бак.
Доехали быстро. Подмерзшая за ночь дорога держала хорошо. Маленький городок был пуст. Жители прятались по домам. Немцы оставили городок без боя. Советских войск еще не было. Вся армада во время наступления прошла мимо. Местный мост через Варту был взорван.
На центральной площади была открыта убогая лавка. Там сидел старик, торговал остатками разных товаров — керосиновые лампы, бухты веревок, кой — какой инструмент. Молотки, пилы, лопаты. На вопросы дед не отвечал. Есть ли в городе власть, он не знал.
Бойцы пошли дальше и в одном из прилегающих переулков обнаружили стихийный рынок. Там стояли и ходили десятка два продавцов и столько же покупателей. Совершались в основном обменные операции. Меняли вещи на продукты и курево. Федор увидел продавца, держащего в руках поднос с немецкими сигаретами. Офицер забрал всё, в отделении с куревом было плохо. Расплатился дойчмарками. Продавец взял их с удовольствием. Этот дядька с хитрыми глазками, и повадками жулика мог знать местную обстановку лучше других. Федор спросил его, где в городке можно поесть. Показал еще несколько купюр. Тот оживился.
— Прошу панове войскове. Покаже вам. Мой тесч провади карчме. Добре кормит. Естч у него и бимбер.
— Корчма — это хорошо! Ну, веди к тестю. Мы и тебя накормим, если расскажешь что и как.
Действительно, корчма работала, было тепло, но пусто. Хозяин, пошептавшись с зятем, расцвел в угодливой улыбке.
— Я, уважаемые панове, мало говорю по — русски. На прошлой войне у русских проводником был. Выбирать у меня нет чего. Дам, что маю. Не обижу.
И убежал на кухню.
Обед был хорош. Сначала под самогон толсто резаное сало с черными сухарями. Потом горячее — традиционный бигос — капуста с жаренной домашней колбасой, драники по — белорусски в сметане. Каравай свежего хлеба и по кружке самодельного темного пива.
За едой Федор расспросил поляков на предмет медицины. К сожалению, фельдшер, единственный медик в городе, ушел с немцами. Еврея аптекаря убили вместе со всей семьей. Аптеку разграбили.
— Надо вам в Познань. Там госпиталь, — говорил корчмарь, — но там, я слыхау, еще немец сидит. У кржепости. Учера были беглые оттуда.
У корчмаря выторговали еще пол — мешка рису. Цену загнул лихо, но Федор не думал. Без каши войско — не войско.
Когда до поворота на их переправу оставалось сотни две метров, навстречу им вышла колонна из шести наших танков Т-34 и двух самоходок. Майор, сидящий в головном танке, махнул полуторке остановиться.
— Воины! Здесь должна быть переправа через Варту. Мы правильно идем?
Федор запрыгнул на броню, козырнул танкисту:
— Вы немного лишку проскочили, товарищ майор, переправа в километре на запад. Держитесь этого проселка.
— Танки выдержит?
— Так точно. При наступлении танковая дивизия прошла без потерь. Я с охраной оставлен.
— Тогда держись, старший лейтенант. С нами на броне поедешь. Ходу!
Федор махнул рукой Зяблину, чтобы тот садился за руль и ехал следом.
Пока подъезжали к мосту, майор рассказал, что корчмарь был прав. Шли бои за Познаньскую цитадель. Эта крепость сделана была добротно. Полутора — метровые стены, а вокруг ров. Оружия и боеприпасов — на год обороны. Сидит, как заноза в заднице, у нас в тылу. Передовые части фронта уже по Германии немца гонят. А тут…
Немцы сопротивлялись упорно. Приходилось выжигать, выкуривать, взрывать стены и равелины. Переправы в Познани не было, мосты взорваны, главная железнодорожная магистраль перерезана. Восстановить затруднительно из — за обстрелов со стороны Цитадели. А это тормозит снабжение фронта. Майор получил приказ найти переправу любой ценой ударить на крепость с запада.
— Повезло нам, старший лейтенант, что вас не сняли. Как тебя величать — то? Будем знать, кто помог.
— Старший лейтенант саперного батальона отдельной танковой, Федор Савельев, — прокричал он, перекрывая рев моторов, — Удачи вам!
И группа переправилась сходу на левый берег, на полном ходу повернула на север, вдоль берега реки.
* * *
Итак, подвел Федор итог поездки, не один пункт ясности не прибавил. Связи по — прежнему не было, и с медициной не решили.
— Будем ждать полного освобождения Познани. Это будет пункт следующего маршрута.
Он распорядился усилить бдительность при несении караульной службы. Из Познани могли просочиться недобитые группы противника.
Следующая неделя не принесла изменений. Но с начавшимся ледоходом обстановка оживилась.
Собственно, назвать это ледоходом и язык не поворачивался. Не сравнить с ледоходом на русских, особенно сибирских реках. Так, мелочь. Появились полыньи. Они увеличивались, перемещались. Тонкий лед шел шугой, останавливаясь, собираясь в заторы, потом продолжая свой ход.
— Не ледоход, а детские игрушки, — подумал Федор.
Но всё равно обстановка на реке уже не позволяла местным жителям ездить на санях, или ходить по льду пешком. Народ робко потянулся к мосту. Первой была пожилая крестьянка в теплом платке, в телогрейке и в юбке до земли. Она подошла к караульному и затараторила на своём языке, показывая на другой берег.
Стоявший на посту Зайнутдиннов показал ей рукой, где находится «пан
