Шрифт:
Закладка:
Камера, изолятор, темница – называйте как хотите – представляла собой пещерку в стене каньона, расположенную на высоте трех-пяти метров над землей. Чтобы забраться туда, надо было подняться по кривой и шаткой лестнице. Внушительного вида нукер приказал мне лезть наверх, направив на меня ствол автомата. Потом он послал ко мне другого парня, который крепко меня связал, и мне стало ясно, что без посторонней помощи я не смогу спуститься вниз. Кроме того, лестницу убрали – внизу подо мной весело потрескивали дрова в костре, а гвардейцы Линды Шварцер, расположившиеся вокруг огня, пустили по кругу длинную бутылку текилы. Очень скоро один из них достал гитару, и послышалась заводная мексиканская песня. Со связанными руками и ногами мне было трудновато искать норы или расселины в сплошной скальной стене. Теперь мне оставалось надеяться только на Саманту Смит и коммандос полковника Хорхе Гонсалеса.
Утром мне принесли завтрак или что-то в этом духе. Охранник разрезал мои путы своим мачете.
– Сеньор, как позавтракаете, так вам надо побыстрее спускаться! – сказал один охранник на ломаном английском.
– Сейчас, – отозвался я на испанском в ответ. – Дайте только восстановлю кровообращение в затёкших руках.
Потом они честно ждали, пока я завтракал. Затем воспользовались стремянкой и помогли мне вылезти первым. Зрелище, наверное, было забавное. Я чувствовал себя ужасно неловко оттого, что меня поддерживали, точно немощного старика или тяжелобольного, однако мои руки и ноги, онемевшие от веревок, плохо слушались. Если бы не они, я бы хлопнулся о каменистую почву.
Достигнув земли, я почувствовал себя лучше – отошли затекшие за ночь руки и ноги.
Как и предупреждала меня Линда Шварцер, ближе к 12 часам дня ко мне подошли двое охранников и повели в шатер, развернутый возле храма-пирамиды. Все-таки она решила принести меня в жертву кому-то из многочисленной рати богов, и вероятнее всего, Болонтику который правил подземным миром, а может быть, Ах Пачу – богу смерти, изображавшемуся в виде скелета, владычествовавшему в девятом, самом темном и глубоком пекле.
«Как там моя Саманта?» – с надеждой подумал я.
Наверняка залегла с отличной винтовкой и с отличной оптикой на гребне каньона. И мексиканские коммандос во главе с полковником Гонсалесом тоже были приведены в боевую готовность. Сумеет ли она уложить сразу нескольких сподвижников Шварцер, чтобы вызвать переполох?… Не сомневаюсь, что она сделает это ради меня.
Ах, боги, кровавые боги!.. Религиозные представления играли в жизни ольмеков, ацтеков и майя совершенно исключительную роль… В городах майя, расположенных на севере полуострова Юкатан, жрецы провозглашали творцом мира бога Хунаб Ку. Этот бог-зиждитель имел сына Ицамну. А Ицамна, господин небес, вместе с богиней плодородия являлся верховным богом майяского пантеона. Иногда Ицамну отождествляют с солнцем. Ицамна якобы дал людям письменность и книги, он же распоряжается сменой дня и ночи. Понятно, что особо важное значение имел для крестьян Чак, бог или боги дождя. Каждый из Чаков владел одной из четырех сторон света и собственным цветом небес. Так, были Чак Шиб Чак (Красный Чак востока), Сак Шиб Чак (Белый Чак севера), Эш Шиб Чак (Черный Чак запада) и Кан Шиб Чак (Желтый Чак юга).
Следующим по рангу был бог кукурузы Йум Кааш, затем Ах Пуч (бог смерти) – майяское божество, которому, очевидно, приносились жертвы и которое изображалось в виде скелета; Шаман Эк (бог Полярной звезды), по всей вероятности, покровитель путешественников и купцов; далее весьма почитаемый Кукулькан, повелевавший ветрами. Из женских божеств юкатанские майя поклонялись Ишчель – богине женских работ и, возможно, луны, а также Иштаб (по-видимому, богине самоубийств!). Ведь, по представлениям майя, самоубийца обеспечивал себе прямую дорогу в рай. С небом дело у майя обстояло в высшей степени сложно. Небо было не одно, а тринадцать (они назывались Ошлахунтику). Небо над небом, и у каждого свой бог. Итак, над землей, согласно верованиям майя, было тринадцать небес, а под землей – потусторонний мир, ад. И опять-таки не один. Этим подземным миром тоже правили боги (Болонтику). В девятом, самом темном и глубоком пекле, владычествовал Ах Пуч. Собственный бог был и у каждого дня календаря. Имели своих богов и все цифры от единицы до тринадцати, да иначе и не могло быть у таких завзятых математиков, как майя. Собственный бог был даже у нуля.
Религиозный культ майя отличался невероятной разветвленностью, ритуал был необычайно пышен. Жрецы, профессиональные церемониймейстеры, принадлежали к избранным, к верхушке майяского общества. Отправлением религиозных обрядов в каждом из городов-государств руководил первосвященник, так называемый «князь змей». Князь змей следил также за воспитанием детей высшей знати и «читал лекции» подчиненным жрецам, то есть был высшим теологом майяского государства. Помимо религиозных знаний он преподавал жрецам основы иероглифического письма, астрономию, астрологию и т. д. Все эти блестящие достижения культуры были доступны лишь немногим. Высших жрецов называли «ах кинами» (кинйах – по-майяски «пророчествовать»). В эпоху владычества Майя было всего двенадцать «ах кинов». «Ах кинам» подчинялось низшее майяское духовенство – чиланы, накомы и чаки. Жрецы, в отличие от халачвиника и остальных представителей светской аристократии, носили одежду, как у простонародья, и высокую корону.
Основным обрядом религиозного культа, особенно в последний период, были, также как в Мексике, жертвоприношения, и прежде всего человеческие. О них многократно повествуют не только первые хронисты, но и настенная роспись в зданиях и женские скелеты, найденные в священном колодце – сеноте Чичен-Ицы (полуостров Юкатан).
В самом деле, трудно себе представить, до какой жестокости доходила религия столь миролюбивого, культурного и эрудированного народа. Ибо не может быть сомнения в том, что самые гениальные достижения доколумбовой индейской цивилизации, науки и искусства принадлежали прежде всего майя. Джон А. Кроу в книге «Эпическая поэма Латинской Америки» («The epic of Latin America») утверждал, что «майя дали Новому Свету древнейшую и во многих отношениях наиболее высокоразвитую культуру». И он, бесспорно, прав. Нелегко решить, какое из достижений следовало поставить на первое место. Мы назовем три из них: письменность и связанную с ней литературу, затем математику и астрономию – науки, на которых основывался в высшей степени совершенный календарь, ставший, однако, скорее идолом и бичом общества, нежели средством его развития.
Особенно удивляла ритуальная игра в мяч, цена которой была жизнь или смерть. Зачастую – и не только во время торжеств, посвященных «Князю Урожая – и Властелину
