Дома мы вместе залезли в горячую ванну с пеной и отогревались. Максим весь сиял, он был очень доволен поездкой и сказал, что мог бы нырнуть даже зимой. В целом и я была довольна, что целый день провела вместе с сыном, побольше бы таких дней.

Одно только чувство нарушало мой покой: всё-таки сына я любила больше, чем Дилана.

«Неужели нельзя любить всех родных поровну? — размышляла я. — Ведь мама же нас со Светой не разделяла, да и с папой они всегда жили в гармонии».

Вероятно, здесь всё зависит от человека. Или просто в Максиме я видела юную себя, мы удивительно ладили друг с другом.

В воскресенье я, как и обещала, приехала к Дилану. Оказалось, его перевели из палаты интенсивной терапии и обычную, платную (он не захотел лежать в общей).

— Привет! — просияла я при виде вполне живого и выздоравливающего пациента. — Выглядишь гораздо лучше. Как самочувствие?

— Оживаю потихоньку. — улыбнулся в ответ он.

— Рада это слышать. Сейчас мы приведём тебя в порядок, потом расскажу, какие у нас вчера были приключения.

— У вас?

— Да, я брала с собой Максима, он тоже остался очень доволен.

Я помогла Дилану перевернуться набок, провела все гигиенические процедуры, сменила бельё, сделала ему массаж и заставила съесть на завтрак не лучшего вида кашу на воде.

Всё это напомнило мне тёмное время, когда мы жили в Москве. Но лучше уж ухаживать за ним буду я, чем кто-то из медсестёр, тем более, все знают, что это мой муж, хоть и бывший (пока что).

— Ты выглядишь счастливым. — заметила я.

— Впервые нет ощущения, что скоро всё рухнет.

— Потому что скоро тебя выпишут, ты вернёшься домой и мы больше никуда от тебя не денемся.

— Ты обещала рассказать, как вы съездили.

Я в деталях описала, как всё было, пообещала, что скоро познакомлю его с Егором. Дальше разговор плавно перешёл в рассуждения о будущем и просто фантазии. Мы провели вместе полдня, болтали и просто дурачились. А ещё я принесла ноутбук, чтобы посмотреть какой-нибудь фильм, в надежде, что никто об этом не узнает.

— Я выбрала русский фильм-сказку, очень много хороших отзывов, посмотрим?

— А тебя не уволят?

— Могут… Но я уже не помню, когда мы с тобой что-то смотрели вместе. Ты точно нормально себя чувствуешь?

— Было бы лучше, если бы меня не заставляли спать по двадцать часов в сутки.

Я непроизвольно зевнула в ответ, как бы давая понять, что не так уж это и плохо — подолгу спать, затем мы устроились смотреть фильм: Дилан на своей койке, а я — на стуле рядом с ним. Два часа пролетели незаметно, я радовалась счастливой концовке и удачно подобранному фильму в целом.

— Я принесла нам поесть, это жареная говядина с рисом.

— Что ж ты раньше не сказала? — засмеялся он.

— Отвлеклась, забыла. Конечно, это не совсем то, что тебе сейчас можно…

— Ты опять принесла мне запрещённые продукты?

— Врач, который тебя оперировал, сказал, что ты будто сбежал из концлагеря и что тебе срочно нужно набирать вес, иначе так и будешь всё время болеть. Но если ты не хочешь, я сама съем, сейчас только разогрею…

В итоге он с удовольствием обчистил все миски с едой и объявил, что хочет шашлыка. Мы договорились, что обязательно устроим пикник, как только Дилан окрепнет после операции.

Несколько раз звонил Максим, сначала спрашивал, можно ли пригласить к нам в гости мальчиков из класса, потом, можно ли покататься на велосипеде, потом сказал, что приехали дедушка с бабушкой и требуют меня, я обещала приехать, как смогу.

— Чёрт! Ещё этого не хватало! — я раздражённо зарычала.

— Что случилось?

— Твои родители. Приехали к нам домой. Похоже, мне пора.

— Если будут спрашивать обо мне, скажи, что я ещё не приходил в себя.

— Ага, а кто тогда съел всё это? — показала я на пустые миски.

— Ты же изобретательная, придумай что-нибудь. — усмехнулся он. — Я не хочу их видеть, пока лежу здесь. Поговорю с отцом, когда приду в норму.

— Ладно. — я нагнулась к нему и несколько раз поцеловала. — Люблю-люблю-люблю…

— Правда любишь? — его зеленовато-жёлтые глаза пристально смотрели на меня.

— Да. — без заминки ответила я, заметив промелькнувшее во взгляде Дилана недоверие.

Он, конечно, понимал, что любовь я испытывала к тому Дилану, который был со мной до болезни, но он также пытался заверить самого себя в том, что каким-нибудь чудом станет прежним.

И всё же слышать признание в любви без какого-либо корыстного подтекста ему было приятно. Дилан засиял, взял моё лицо в ладони и не хотел отпускать.

— Спасибо, что провела со мной вечер. — поблагодарил он.

— Скоро мы будем проводить вместе все вечера. — ответила я.

Наконец, после долгих прощаний я покинула палату, села в такси и примчалась домой. Максим показывал деду с бабушкой приёмы каратэ, которым научился в секции, а те со старческой снисходительностью делали вид, что их впечатляют умения внука.

— Здравствуйте, извините, мы не ждали, что вы приедете. — с порога сказала я.

— Ты была в больнице? — грозным голосом спросил Седой.

— Да.

— Почему нас не пустили в палату? Мы его родители! Что это за идиотские правила?

— А вы хотите, чтобы у него случился ещё один инфаркт от ваших криков? Операция шла семь с половиной часов, он еле выкарабкался, перенёс клиническую смерть, это его последняя надежда на выздоровление.

— Ты, что, хочешь сказать, что я виноват в его болезни? — покраснел от гнева Седой.

— Нет, но из-за вас он чуть не умер.

Владимир Александрович подошёл ближе, хлестнул меня по лицу и разразился оскорблениями в мой адрес. Максимка закричал, чтобы дед не бил меня. Я закрыла пылающую от удара щёку ладонью и подумала про себя, что этот человек дожил почти до восьмидесяти лет, но так и не научился жить без своих узких рамок; даже когда на кону жизнь его сына, он не готов заставить себя признаться, что тот дорог ему.

«Неужели вся эта тирания ради какой-то строительной империи? Разве это того стоило? Распугать детей, сделать так, что они отдалились от него и друг от друга, перестали быть семьёй. А если спросить их: что они думают о Владимире Александровиче, который посвятил всего себя взращиванию бизнеса?» — пронеслось у меня в голове. Никто не знал, почему отец Дилана стал таким, и, что печальней всего, никто уже не хотел этого знать.

Я направила указательный палец с вытянувшимся на нём когтем в сторону двери и прорычала, чтобы они убирались из моего дома. Старики после недолгих препирательств вышли. Лидия Николаевна за всё время не проронила и слова, будто бес не вселяется в них обоих одновременно, а атакует по очереди.