Онлайн
библиотека книг
Книги онлайн » Детективы » Ночное солнце - Полина Федоровна Елизарова

Шрифт:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 93 94 95 96 97 98 99 100 101 ... 103
Перейти на страницу:
он приходит в свой прежний дом, девка к нему на шею, а бывшая стоит, руки сложила и с горечью за ними наблюдает. И вроде фигня фигней, банальная сцена, а я прямо поймала мысль. — Она сомкнула в воздухе большой и указательный пальцы и потерла их друг о друга, пытаясь подобрать слова. — У этой девочки с детства нарушена целостность. Она и маму эту унылую, которая за ней дерьмо подтирает и жрать дает, любит, и папашку этого бравого, который к молодой телке ушел. Ее личность треснула пополам. Ведь что такое семья? Это семь «я», так? — с пафосом воскликнула она. — Ну хорошо, пусть не семь… Но мама плюс папа и плюс ребенок — это единый организм. Значит, собственную силу ребенка надо умножить надвое. А если бабушка хорошая? Считай, у него уже три подушки безопасности. Ты, кстати, никогда не жалела, что оставила дочку без отца?

— Без отца растут больше половины детей, — разжав слипшиеся губы, ответила Самоварова. — Некоторые и без матери. Многие вырастают здоровыми людьми и имеют нормальные семьи, — добавила она только потому, что надо было что-то сказать.

И, чувствуя звенящую фальшь в своем голосе, тут же об этом пожалела.

Регина поморщилась:

— Фу, Аря… Ваши партсобрания давно уже не в тренде. Семьи-то, может, имеют, но только потому, что это до сих пор принято в нашем патриархальном обществе. Вот геи те же или асексуалы… — Она запнулась, хмельно засмеялась и махнула в сторону рукой, показывая, что не хочет дальше развивать и так понятную мысль.

Схватив со стола открытую бутылку с водой, с жадностью осушила ее до дна.

— Мне повезло куда больше: у меня даже такой дилеммы, как у той девчонки из сериала, не было. Я сама по себе, аки щепка в океане. Потому и целостность сохранила! — Вытерев рот рукавом халата, она вдруг резко замолчала и дерзко уставилась на Самоварову.

Женщины принялись бесцеремонно рассматривать друг друга.

Удивительно, но с каждой секундой помятое лицо Регины расправлялось и оживало, пока не превратилось в лицо Марины Николаевны с острым маленьким подбородком, хорошо очерченными скулами и большими темными, способными выдавать наружу лишь то, что считала нужным хозяйка, глазами. Теперь оно сделалось спокойно-высокомерным, совсем как в тот день, когда она со скрытым торжеством добившейся многого женщины уверенно отвечала на вопросы Томки-гестапо.

— Я же, кроме тебя, никого не любила, Аря! — Регина бросила истлевший в ее пальцах окурок в пустую бутылку. — И знала, что ты не любишь меня. Но дети склонны верить в чудо. Прикинь, я даже думала, что мать повесилась для того, чтобы ты меня забрала. Эта сука понимала, что ничего не может мне дать, кроме своего несчастья. А ты… Ты была такой неправильной, мечущейся и такой живой! Особенно на контрасте с нашими соседками с их синюшными курицами в пакетах, с их страхом жить не по правилам, с их скучной, с девяти до шести, работой, с их унылыми платьями и тусклыми лицами. У тебя во лбу словно тайная дверка была, за которой есть другая жизнь — с заливистым смехом и солнцем, с божественным яблочным пирогом, приготовленным твоими пальчиками-свирельками.

— Как ты про это узнала? — глухо спросила Самоварова, моментально вспомнив все то, что ей пришлось пережить в кабинете полковника.

— У тебя есть дурная привычка говорить вслух. А я сидела за твоей спиной, ты просто не замечала. Иногда ты рассказывала что-то матери. Она, жившая только гребаными страданиями своей матки, тебя почти не слушала, да тебе это было по херу, тебе надо было выговориться, чтобы не таскать в себе эту тяжесть — твою воспаленную совесть. Ты выговаривалась, а я запоминала. А засыпая, желала смерти женатому ментяре, который пользуется твоим телом, твоими умом и красотой.

— Мы с твоей матерью никогда не были близкими подругами! — ненавидя себя за то, что начала оправдываться перед этой гадиной, перебила ее Самоварова. — Не припомню, чтобы я с ней делилась личной жизнью.

— Аря… ты не хуже меня знаешь о том, что воспоминания субъективны. Человеку свойственно рисовать себя в прошлом как можно с более выгодной для его совести стороны.

Под властью этого низкого гипнотизирующего голоса Самоваровой теперь уже казалось, что она действительно делилась с Ольгой даже самыми интимными подробностями.

— Так же, как свойственно оценивать происходящее, отталкиваясь от сугубо личного опыта. И чем негативнее опыт, тем злее оценка. Нет у тебя никакой целостности! — вцепившись в подлокотники кресел, закричала Варвара Сергеевна. — Ты — гадина! Больная на всю голову! Кто дал тебе право портить жизнь людям?!

— Конечно, гадина. Га-ди-на! — по слогам повторила Регина, не сводя с нее горящих от переполнявшего ее возбуждения глаз. — Ты лишила меня единственного шанса стать кем-то еще.

Вытащив из кармана несвежий бумажный платок, Самоварова отерла пот со лба.

— Зачем ты втянула в это жену полковника?

— Неужели тебе жаль эту клушу?! Или все еще жаль его? — прижав руку к груди, драматично воскликнула Регина, играя какую-то одной ей понятную роль. — Он такой же козел, как и все они, которые нами пользуются как хотят и постоянно врут! Они нужны нам только как инструменты для повышения уровня жизни. Иногда еще для удовлетворения физиологических потребностей. Их нельзя жалеть! Им нельзя верить! — По тому, как вдруг порозовело ее бледное лицо, Самоварова поняла, что за этой игрой скрывается какая-то личная, свежая травма.

— Без жалости и веры жить невозможно.

— Так я ве-е-ерила! — тихо, нараспев протянула Регина. Подтянув к животу ноги, она обхватила себя руками. И вдруг, на какие-то секунды, стала похожа на ту маленькую и жалкую, сидящую на грязном полу в одних трусиках щуплую девочку. — В тебя. Я и сейчас верю, Аря, — рассматривая свои ладони, Регина тщательно выговаривала каждое слово. — Как только у меня появилась возможность выбирать, я стала копировать твой стиль — женственный и элегантный. Ты любила темные практичные вещи, их полюбила и я. Вот только на следователя выучиться не удалось. Это сейчас за права ребенка по всем каналам топят, а в то время детдомовских особо не спрашивали, кем они хотят стать.

Гоня от себя секундное сострадание к этому злобному существу, Самоварова тяжело молчала.

И прежде чем задать самый болезненный для нее вопрос, прибегла к проверенному методу, позволявшему контролировать эмоции — нужно было сконцентрироваться на каком-либо неодушевленном предмете. Взгляд уцепился за одну из бутылок, стоявших на столе. Полупустая бутылка хорошего ирландского виски с зеленой этикеткой.

— Кошку зачем убила?

— А-ха-ха! — Регина ловко вскочила с дивана и вызывающим жестом уличной девки огладила себя по узким бедрам. — Неужели ты думаешь, что в моей сумочке завалялся набор отмычек? Что я, богиня, опущусь до взлома квартиры?

— Я знаю, это твоих

1 ... 93 94 95 96 97 98 99 100 101 ... 103
Перейти на страницу:

Еще книги автора «Полина Федоровна Елизарова»: