Шрифт:
Закладка:
В последнее время, особенно после операции на грыже, которую я перенес в 2014 году, друзья все чаще спрашивают меня: «Эннио, как тебе удается столько путешествовать в таком возрасте, это так выматывает». А я отвечаю, что мне нравится чувствовать публику рядом. Это придает сил.
– После операции ты был вынужден взять длинную паузу.
– Впервые в жизни я почувствовал себя заложником своего тела, уж слишком долго я находился в кровати. Учитывая мой возраст, процесс выздоровления был долог, но пошел на пользу, потому что я-то привык быть постоянно в движении. Потом у меня возникали еще кое-какие проблемы со здоровьем, но я стараюсь вовремя с ними бороться и продолжаю дирижировать как в студии, так и на концертах в разных странах. В конце концов, старение – естественное явление жизни, но тем не менее нужно постоянно заставлять тело работать, иначе он откажет раньше времени.
– А ты как-то готовишься к концерту, тренируешься?
– Перед концертом и перед некоторыми важными записями я немного репетирую в своем кабинете. Я читаю партитуры в нужном порядке и дирижирую в полной тишине, повторяя нужные жесты, пробегаю трудные места и при этом всегда стараюсь быть как можно выразительнее. Мне нужно экономить энергию, верно распределять ее, реагировать на знаки, которые подает тело. Чем я старше, тем сложнее становится дирижировать.
– Кто твои любимые дирижеры?
– Из современных дирижеров мне нравятся Паппато, Мути и Гатти.
– Ты когда-нибудь дирижировал чужую музыку?
– Мне приходилось дирижировать музыку сына, Андреа, а еще в особых случаях (если в зале присутствовал президент) гимн Италии.
– А правда, что ты предлагал написать новый итальянский гимн?
– Вообще-то нет, но Бернардо Бертолуччи не раз говорил, что среди моих произведений есть несколько, которые бы подошли на эту роль.
Однажды я написал новую версию нашего гимна для одного сериала. Но когда я предложил исполнить его в Квиринале, мне отказали. А жаль, потому что в такой аранжировке, как мне кажется, итальянский гимн еще больше отражает нашу историю, в которой было немало сложностей и страданий. Именно эти чувства я и услышал в гимне во время его исполнения в версии Клаудио Аббадо несколько лет назад. Обычно наш гимн принято играть быстро, словно праздничный и веселый марш, он же дирижировал медленно, и это возымело неожиданный драматический эффект.
– А кроме этого, ты помнишь еще какие-то примеры, когда дирижер произвел на тебя особое впечатление?
– Помню «Симфонию псалмов» Стравинского в церкви Святой Цецилии, когда дирижировал Серджу Челибидаке, это было незабываемо. Это огромное произведение, которое я знаю очень хорошо, но в тот раз Челибидаке постепенно замедлял и замедлял темп. Я было подумал, что он совсем с ума сошел, это замедление тянулось бесконечно, зато потом я смог оценить то место, где диатоника переходит в хроматизм. Я был поражен силой этого дирижера и тем, как он держал под контролем оркестр в таком медленном темпе. Выдержать такое замедление очень тяжело.
Например, в некоторых произведениях мне не удается долго выдерживать темп адажио, я чувствую, что нужно замедлиться, но не выходит. Я не осмеливаюсь, боюсь разрушить магию момента, но есть другие дирижеры – которые работают только дирижерами, не совмещая профессии – которым это удается.
Мне кажется, что быстрые произведения дирижировать проще. Например, Тосканини всегда работал очень быстро, аллегро, и это было здорово. Я ясно помню тот день, когда видел Стравинского, дирижировавшего в Риме на репетиции, – это был один из его последних концертов в Италии. Я тогда еще был студентом. Когда я узнал, что Стравинский будет в Риме, я спрятался за дверью и наблюдал за ним всю репетицию. Когда я об этом вспоминаю, у меня до сих пор мурашки по коже…
– Не сомневаюсь…
А ты помнишь какие-то особенно успешные твои концерты?
– Наверное, концерт в здании Генеральной ассамблеи ООН в Нью-Йорке в 2007 году. Поначалу у хора были небольшие сложности, но потом все получилось идеально. Помню концерт в Австралии, концерт в Южной Америке, в Пекине на площади Тяньаньмэнь, у этого места такая история! Еще я помню один из концертов в миланской Ла Скале. И, наконец, что-то уже совсем невероятное случилось, когда я был в Японии. Там публика очень дисциплинирована, и в то же время очень тепло принимает. Все слушатели поднялись со своих мест – вот уже чего я совсем не ожидал так далеко от родной страны.
– Какие произведения ты всегда исполняешь на концертах?
– Такие произведения действительно есть. Потому что мне кажется, что если их не исполнить, то публика расстроится. Это композиции из «Миссии», «Нового кинотеатра “Парадизо”», ряд саундтреков из фильмов Леоне. Обычно второй или третьей композицией я исполняю мелодию из фильма «Однажды в Америке», потом идут композиции к фильмам Торнаторе, потом опять мелодии из вестернов…
И все же я стараюсь удивить слушателя, встраивая в программу новые композиции, обыгрывая неочевидные сочетания произведений. Например, из фильма «Приходи как-нибудь вечером поужинать» Патрони Гриффи я беру только самую известную мелодию – «Любовный крест», личную, почти интимную – она подчеркивала в фильме тему любовного треугольника.
– А что ты чувствуешь к своим слушателям? Обычно во время исполнения ты всегда собран, молчалив. Что бы ты хотел сказать тем людям, которые ходят на твои концерты?
– Я люблю своих слушателей и чувствую большую признательность за то, что они так ценят мой труд. Мне бы хотелось посоветовать, чтобы во время концертов они закрывали глаза, потому что смотреть там особо не на что, а когда слушаешь музыку с открытыми глазами, это мешает сосредоточиться. Если же они хотят посмотреть, как я дирижирую, то лучше пусть остаются дома. Не думаю, что я хороший дирижер. Я слишком часто поднимаю руки так, словно прячусь за собственным телом. Мне кажется, я делаю минимум – чтобы меня понимали музыканты и чтобы не слишком бросаться в глаза сидящим в зале…
– Представляю, насколько это волнующе – чувствовать, что за твоей спиной на тебя смотрят столько глаз…
– Да, так и есть. Бывали такие концерты, где на меня просто накатывал поток чувств, и хотя с годами я уже привык к сцене, все равно. Когда ты стоишь перед оркестром – не время предаваться эмоциям, нужно сконцентрироваться. Потому что пусть даже позади меня целый зал, передо мною хор и оркестр, поэтому цель очевидна – нужно четко и ясно донести мысль. Сделать так, чтобы все сработало.
Иногда я начинаю волноваться, думать, как там