а прозрачная вода холодного моря отливала зелёным оттенком; небо было ясным, тёмно-синим, без единого облачка. Я мог видеть птиц, парящих над возвышающимся льдом, таких маленьких, что они были похожи на пятнышки сажи, которые вылетали из трубы, когда работал паровой двигатель.

На горизонте возвышалась огромная гора, похожая на большой тёмный конус. Я спросил капитана Торфиннссена, как называется эта гора, и он сказал, что это Эребус. Из его верхушки поднимался шлейф чёрного дыма. Это вулкан, если вы можете в это поверить — вулкан среди всего этого льда. На заднем плане виднелась ещё одна большая гора, которую Торфиннссен назвал Террор. Хорошее название для горы, но, на мой взгляд, она и близко не так впечатляет, как Эребус, даже если она выше.

Собаки чувствовали запах земли. Вы бы слышали, как они лаяли, чтобы выбраться из этого трюма. Мы, кинологи, не меньше других стремились ступить на сушу, или, точнее, на лёд, потому что почвы видно не было, кроме нескольких скальных выступов. Руководитель экспедиции, профессор Уильям Дайер, не терял времени даром. Он провёл совещание с Дугласом, капитаном "Аркхэма", и вместе с Торфиннссеном они разработали план, как доставить всех собак, машины, еду и другие припасы с кораблей на лёд.

Сначала они выгрузили всё на остров Росса и провели инвентаризацию того, насколько хорошо буровые установки, самолёты и собаки перенесли это путешествие. Когда все люди и оборудование были выгружены, начался их подъём на вершину Большого Барьера.

Морякам-янки нет равных в транспортировке грузов, даже если это говорит англичанин. Они выполняли работу с помощью канатов и шкивов, и было почти волшебством видеть, как ящик за ящиком поднимаются на вершину этой светящейся зелёным скалы. Собаки выли в своих упряжках, как проклятые души, когда они висели на высоте около двухсот футов, все четыре лапы болтались и брыкались в замёрзшем воздухе, но мы не потеряли ни одной собаки.

Самой большой проблемой стали детали для пяти самолётов, которые нужно было собрать вместе, как только они окажутся на вершине Барьера. Некоторые из них, например двигатели, весили тонны. Без самолётов мы никогда не смогли бы так быстро продвинуться далеко на юг — собачьи упряжки предназначались для того, что можно назвать местным транспортом, но именно самолёты перевозили нас из лагеря в лагерь.

Обустройством Барьерного Лагеря, как его стали называть, могла бы гордиться даже армия. Механики собрали эти самолёты так аккуратно, что вы бы никогда не узнали, что их когда-либо разбирали на части. Это были огромные штуковины, каждая с четырьмя огромными двигателями и стойками выше человеческого роста.

Они были оснащены специальными нагревателями, чтобы двигатели и топливопроводы не замерзали. Как сказал мне профессор Пэбоди, было важнее уберечь двигатели от замерзания, чем уберечь от этого членов экспедиции. Он всегда шутил, пытаясь поднять нам настроение, но даже не улыбнулся, когда сказал это. Мне жаль, что я никогда больше его не увижу, он был хорошим человеком.

Я нашёл время отойти немного в сторону от лагеря и осмотреться. На востоке и западе, насколько хватало глаз, не было ничего, кроме льда, да кое-где виднелось несколько чёрных скальных хребтов, а вдалеке на юге возвышались горы, которые нам предстояло пересечь, чтобы добраться до внутренней части континента.

Ветер пробирал меня до костей. Дело было не в холоде — температура была не ниже двадцати градусов или около того, и все мы были одеты в эскимосские костюмы, сделанные из тюленьих шкур, — дело было в том, откуда взялся ветер и какие пространства он пересёк, чтобы добраться до нас. Ни дерева, ни растения, ни травинки, ни клочка мха, ничего, кроме льда и нескольких крошечных кусочков камня, которые выглядели так, как будто они тонули во льду.

И не думайте, что лёд был таким же, как на поверхности замёрзшего озера в Аркхэме. Ничего подобного — лёд был весь изломан, скошен и повален. Некоторые участки занесло снегом, и они казались достаточно плоскими, чтобы по ним могли ехать сани, даже если они имели коварные пустоты внизу, но некоторые участки были настолько неровными, что всё, что мы могли сделать, это перетащить стальные полозья саней вручную, помогая собакам.

Мы держали их в упряжке и тренировались в тот первый день, чтобы привести собак в форму после долгого морского путешествия. Как им нравилось тащиться по этому льду! Им было всё равно, что это Антарктида, они знали только, что снова могут свободно бегать, и они постоянно делали это.

Когда я впервые запряг Сержанта, он был так взволнован и счастлив, что всё его тело сотрясалось. Он повернул ко мне свои карие глаза в знак благодарности и издал долгий вой, которого было достаточно, чтобы у вас кровь застыла в жилах, и все остальные собаки подхватили этот вой, так что они зазвучали как стая волков. Может быть, это было по-детски с нашей стороны, но мы, кинологи, сами издавали крики и вопли; мы были так рады сойти с этого корабля.

Большая часть экспедиции установила палатки на вершине Барьера, а суда с их командами матросов встали на якорь. У профессора Лейка, преподававшего биологию в Мискатоникском университете, в лагере была установлена радиостанция, и такие же имелись на каждом самолёте. На "Аркхэме" с грот-мачты свисала огромная антенна, достаточно большая, чтобы посылать сообщения обратно в университет. Таким образом, экспедиция никогда не теряла контакта с Новой Англией, хотя это и принесло нам мало пользы, когда начались неприятности.

2

Поначалу всё шло хорошо и гладко. Это должно было заставить меня нервничать, но я позволил всем этим экспертам убаюкать себя их самодовольством. Почти все участники этой экспедиции являлись экспертами. Большинство аспирантов могли летать на самолётах и работать с радиостанциями. Механики следили за самолётами и буровыми установками, чтобы те работали как швейцарские часы. Собаки вели себя смирно и не болели. Я должен был понять, что всё было слишком хорошо, чтобы быть правдой, но я хотел, чтобы экспедиция прошла спокойно, поэтому я не прислушивался к тому тихому шёпоту предупреждения в глубине моего сознания, который советовал мне быть осторожным.

Двадцать первого ноября мы погрузили в четыре больших самолёта сорок пять собак, четверо из пяти саней, буры, ящики с динамитом, палатки и другие припасы, и полетели на юг на расстояние около семисот миль. Мы разместили один самолёт и одну собачью упряжку в Барьерном Лагере для экстренного использования, руководствуясь старым принципом, что держать все яйца в одной корзине — значит искушать судьбу.

Муни остался