Уходя, вдруг вспомнил и представил Ксению. Осмыслил, почувствовал, как верно тяжело ей сейчас. Сердце молодого человека сжалось от боли. Он понял, что не может жить без неё, без её любви. С ужасом осознал, что прошлого уже не вернуть. Перед тем, как закрыть дверь в опочивальню жены, Димитрий прислушался… Марина по-прежнему дышала ровно, глубоко и явно уже спала. Да, его супруга спала спокойно и не обременяла свою душу терзаниями.

Димитрий неторопливо прошёл коридором в свои покои…

Уже у себя он налил чашу красного фряжского вина из узкогорлого кувшина, что стоял на столе. Вино немного успокоило молодого государя и слегка ударило в голову. Он недолго посидел на краю ложа, ещё раз вспомнил и поразмышлял о делах в Москве. Затем снял подкафтанье и лёг. Образ Ксении не заставил себя долго ждать. Засыпая в своей постели, он вспоминал поцелуи любимой женщины, её сладостные и жаркие объятия, её горячее дыхание, её дивные большие очи, полные огня и желания. Не успел он уснуть, как она явилась ему во сне. Ксения что-то шептала, прикладывая палец к устам, словно предупреждая об опасности.

* * *

Один из начальников дворцовой стражи Яков Маржарет был посвящён в планы заговорщиков и сам отвёл от царских покоев внешнюю стражу ещё перед рассветом. Во внутренних покоях оставалось не более 30 стражников. К тому времени стрельцы, стоявшие на карауле у польских казарм в Занеглименье, также сняли ночные караулы и были распущены по домам.

Под покровом глубокой ночи Татищев привёл к Тверским воротам Скородома более трёхсот верхоконных новгородских дворян, детей боярских и их боевых холопов. Перед рассветом Тверские ворота Скородома были открыты. Уже в Белом городе новгородцы разделились на три отряда и потекли по разным улицам Москвы в сторону Китай-города. По бревенчатым мостовым застучали сотни кованых копыт, бряцали оружие и доспехи. Верховые бородачи в байданах, тегиляях, куяках и шишаках лихо выпрастывали наскоку сабли из ножен, накручивали на запястье десниц паверзы и ремешки шестопёров и топориков. Не дай Бог, попасть таким на пути; стопчут конём, ссекут саблей, клюнут шестопёром. Воевода Татев открыл им все ворота на пути в Китай-город. Конные новгородцы к рассвету съехались у подворья князя Василия Шуйского. Никто не оставлял седла. И четверти часа не прошло, как к ним присоединились ещё около ста человек боевых холопов и вооружённой челяди из отрядов бояр-заговорщиков. Бояре приурочили начало переворота к тому часу, когда во дворце происходила смена караула.

Только стало светать, как верхом во Фроловских воротах Кремля появились в сопровождении трёх слуг бояре – братья Шуйские и Голицын, хорошо известные стрельцам в лицо. Бояре милостиво заговорили со стрельцами и стали угощать их мёдом. Стрельцы с удовольствием пили мёд прямо из крынок, утирая усы и бороды, благодаря бояр за угощение. Вдруг на противоположной стороне площади из-за торговых рядов выкатился вооружённый отряд в несколько сотен верховых. И двух секунд не прошло, как раздался громкий свист, и верховые пустили коней через Красную площадь к Фроловским воротам. Мало кто из стрельцов успел разрядить свой мушкет или пищаль, а верховые тут как тут с саблями наголо начали сечь и теснить стрельцов. Опешившие стрельцы побежали…

* * *

Ксения что-то тревожно шептала Димитрию в его сне. Он пытался успокоить её, развеселить, но это не удавалось ему. Наконец она склонилась к его уху и очень явственно прошептала:

– Милый встань, проснись, немедля седлай коня и скачи вон из Москвы.

Димитрий проснулся, встряхнул головой, потёр очи. По обыкновению, он проснулся на заре. Голос, произнёсший слова, услышанные во сне, казалось был похож на голос Ксении, но Димитрий чувствовал, что всё же это был иной голос. Молодой государь сел на постели, посидел. На душе было тревожно. Поднялся, сходил по малой нужде, натянул сапоги на босу ногу, накинул поверх нижнего белья на плечи подкафтанье и, позёвывая, вышел во внутренние покои дворца. Басманов, как был в кафтане и при сабле на поясе, так и прилёг ночью на широкой лавке у стены, положив подушку под голову. Спать он не спал, но время от времени забывался лёгкой дремотой. Услышав шум шагов из внутренних покоев, а походку государя он знал хорошо, Басманов отряхнул остатки сна, поднялся на ноги и в пояс поклонился Димитрию.

– Как спалося табе, государь наш? – спросил боярин.

– Спаси Христос! – отвечал Димитрий. – Всё ли спокойно в Занеглименье, боярин?

– Всё слава Господу. Ночью недобрых вестей не было, – отвечал Басманов.

– Ложись ко, Пётр Федоровичь коли так. Да поспи ещё часок-другой.

– Наше дело служивое, государь. Ишо поспим, как поутихнет на Москве, али уж на том свете отоспимся, – мрачновато пошутил боярин.

– Типун табе на язык, Федорович. Ложись ко, да выспись.

С этими словами Димитрий прошёл на Красное крыльцо. В проёме дверей стражники-иноземцы в кирасах с копьями в руках и тяжёлыми мечами у поясов, приветствуя государя, склонили головы, щёлкнули каблуками сапог. Царь отвечал им лёгким поклоном. На Красном крыльце государя поджидал дьяк Власьев. Димитрий огляделся. Холодная, кровавая заря расплескалась по горизонту на востоке. С реки тянуло прохладой и сыростью.

Здрав буди государь наш! – вымолвил дьяк с поклоном. Царь поклоном отвечал на приветствие. Недолго порасспросив дьяка о переписке с Веной, с Краковом и с Римом по поводу воинского союза против османов, он отпустил его.

* * *

Тем временем, зазвонили в колокола на звоннице Ильинского храма. Потом подняли сполох в торговых рядах. Завладев воротами в Кремль, заговорщики ударили в колокола на Иване Великом. Москвичи спозаранку спешили за покупками. У торговых рядов на Пожаре (на Красной площади) собралась уже немалая толпа.

Димитрий, вернувшись в царские покои, с удивлением услышал набат. Тут же он послал Басманова узнать, отчего поднялся шум. Дмитрий Шуйский и другие бояре, оказавшиеся утром в царских палатах и не спускавшие глаз с царя, стали успокаивать его, де в городе, верно, начался пожар. Набат всё нарастал. По всему городу забили в «набаты градские», затем ударили в колокола в Успенском соборе. Послышались крики: «Кремль горит! В Кремль! В Кремль!» Москвичи со всех сторон спешили на Красную площадь, не подозревая, что же створилось в Кремле.

Шум и набат поднял на ноги поляков и литовцев в Занеглименье. Схватив оружие, ко дворцу бросилась литва. Роты, стоявшие на постое близко к центру города, в полном вооружении в боевых порядках с развёрнутыми знамёнами выступили в сторону Кремля. Стремительная и организованная атака литовцев и