Шрифт:
Закладка:
Николас, твой брат навсегда.
Постскриптум номер один. И начинай писать свадебный тост, потому что я практически уверен, я буду первым из нас, кому он понадобится. Сделай лучшую свадебную речь в гребаном мире!
Постскриптум номер два. Помнишь, как я сказал, что не чувствую себя Кендриком Ламаром? Наталье он нравится, поэтому я даю ему еще один шанс. Если это не докажет мою любовь, ее уже ничто не докажет».
Дастин сложил письмо и сунул во внутренний карман, а когда оглядел присутствующих, то увидел, что люди плачут, но и улыбаются тоже.
– Вот и все, что хотел сказать Николас – и таков итог. Николас, для меня – честь быть твоим братом, я буду скучать по тебе каждый день. Ладно, рабби Кеннисон, уступаю вам место…
XVI
Верная своему слову, Анна не писала Вронскому уже больше недели. Это оказалось не так сложно, как могло бы быть, поскольку после похорон Николаса семья Дастина установила шиву[86] в семь дней, чередуя квартиру матери и отца.
Анна и Стивен пошли туда в первый же день, а кончилось все тем, что они продолжали навещать Дастина в оставшиеся шесть дней. Друг явно нуждался в поддержке, и, по правде говоря, им обоим тоже нужно было время, чтобы обдумать свою неудачную жизнь. К счастью, там не было зеркал, в которых отражалась бы их печаль.
Кроме того, зеркало являлось средством продемонстрировать через отражение социальную значимость, а во время траура на такие суетные вещи смотрели неодобрительно, поэтому все зеркала оставались занавешенными, дабы отвратить от недостойных мыслей в тот момент, который следует использовать для размышлений об умершем любимом человеке.
Дастин по большей части молчал, но время от времени говорил о своих чувствах вслух, то впадая в глубокую печаль по поводу того, что не увидел брата в последний раз, то снова злясь на Николаса.
– Это не имеет смысла, – однажды сказал Дастин. – Ты находишь девушку, которую любишь, и хочешь провести с ней остаток жизни, и твоя любовь взаимна. Так зачем, мать его, снова ширяться мерзкими наркотиками? Почему он решил все повторить? Чтобы уже никогда не вернуться и откинуться? Гребаный идиот.
– Он не понимал, – мягко ответил Стивен. – Он ошибся с дозой, потому что некоторое время был чист. Он совершил ошибку. Люди делают ошибки.
– А теперь он мертв, – отрезал Дастин. – Из-за какой-то ошибки.
– Ты что-нибудь слышал о ней? – спросила Анна. – Подружке Николаса?
– Нет. – Дастин отрицательно покачал головой. – В телефоне брата был ее номер, но он уже не обслуживается.
– Если она любила его, почему не приехала на похороны? – спросил Стивен. – Из чувства вины?
– Это не ее вина, – заметила Анна. – Произошел несчастный случай. Может, она просто боится, что ее станут осуждать.
– Моя мать осуждает, – встрепенулся Дастин. – Как и отца за то, что не сумел уговорить Ника вернуться. И она злится, что мы не сказали ей о том, что потратили мой студенческий фонд на реабилитацию Николаса… и об украденной машине, и об остальном. Сейчас она почти всех ненавидит. Она, должно быть, застряла на стадии «Гнев» в модели Кюблер-Росс[87].
– Дастин, твоя мама скоро придет в себя, – объяснила Анна. – Да, ты потерял брата, но для родителя потерять ребенка – ничего не может быть хуже этого. Хотя откуда мне знать? Я ничего ни в чем не понимаю. – Анна уставилась себе под ноги.
Стивен обнял сестру за плечи одной рукой.
– Все в полном дерьме, – пробормотал он.
Стивен с матерью не разговаривали уже несколько дней, и он не представлял, что теперь делать. К счастью, отец улетел в длительную командировку и был не в курсе, что его жена больше не общается с детьми. Для Стивена единственным положительным моментом в гибели Николаса было то, что это давало ему возможность беспокоиться о чужих проблемах, которые оказались намного серьезнее его собственных.
Через два дня после похорон Николаса он появился в дверях спальни Анны. Стивен сказал, что собирается вместе с Лолли навестить Дастина (ведь сейчас шива), и она может составить им компанию.
Когда они подъехали к дому, где жила Даниэлла, Анна подумала, что Кимми присоединится к ним, но Лолли спустилась одна. Она была одета в простое черное платье «Прада» и держала в руках два свертка.
– Привет, ребята, – поздоровалась она, садясь сзади. – Я испекла для семьи Дастина банановый хлеб. Один без глютена и второй – обычный.
– Очень мило с твоей стороны, Лол, – заметила Анна. – А Кимми?..
– Она сказала, что пойдет, когда будет готова, – ответила Лолли. Она пыталась объяснить младшей сестре, что сейчас быть Дастину хорошим другом – важнее, чем злиться из-за того, что произошло между Анной и Вронским. Но Кимми заявила, что это здесь совершенно ни при чем.
Лолли радовало, что Кимми перестала постоянно плакать и вернулась гораздо более здоровой, хотя одновременно она беспокоилась, что сестра, похоже, зашла слишком далеко. Даниэлла решила, что надо относиться к этому без предубеждений и предлагать дочери свою безоговорочную поддержку, пока Кимми не успокоится. По словам психотерапевта, девушка прорабатывала некоторые сложные эмоциональные проблемы, и ее новая внешность и поведение тоже были частью процесса.
Анна кивнула, но промолчала. Она уже два дня безостановочно думала о речи Дастина. Письмо Николаса о том, что любовь и есть смысл жизни, как и то, что он, наконец, узнал об этом, встретив девушку в реабилитационном центре, было просто умопомрачительно. Но ужасно трагично, что Николас нашел то единственное, чего ему не хватало в жизни, и умер сразу же после этого.
Анна не могла отделаться от мысли, что если бы у Вронского во время скачек все прошло иначе, то именно она сейчас была бы в трауре. «Я нашла любовь всей своей жизни, но почему-то решила не быть с ним. Почему? Что я пытаюсь доказать? Я до сих пор люблю его, интересно, любит ли он меня по-прежнему?»
– Ты уже говорил с мамой? – спросила Лолли.
Стивен честно рассказал подруге о том, что случилось в