Девице же Агайрон все это, кажется, нравилось... или она умело притворялась. Из личных бесед Мио знала, насколько графской дочке неприятен король, насколько она его опасается и не любит, но в присутствии самого Ивеллиона Анна умела казаться влюбленной и восторженной. Она краснела, мило улыбалась, опускала глаза и делала реверансы, на все лады расхваливала познания его величества и его талант рассказчика, на прощание обязательно говорила, как она благодарна за оказанную милость и как необыкновенно добр король, тратящий на незначительную подданную свое драгоценное время... Мио удивлялась: верь она в демонов, так решила бы, что на время свиданий с королем в агайрскую девицу вселяется какая-нибудь очаровательная бесовка.

Потом бесовка Анну покидала; простившись с королем, она обычно замирала без движения и прятала лицо в ладони, а после тяжело вздыхала и отправлялась либо к отцу, либо в особняк Алларэ, где за кружкой молока или травяного настоя тихо и монотонно говорила о том, что более всего на свете мечтала бы оказаться хоть и в монастыре, но только не во дворце, не в королевских покоях...

- Ну что ты плачешься, милая моя? - не выдержала как-то Мио. - Ты будешь королевой, все к тому идет, так что же здесь дурного?

Анна передернулась.

- Я лучше в монастырь уйду... - шепотом сказала она. - Король никого не любит и никогда не полюбит.

- "Любит"? - передразнила ее Мио. Своих дам она выгнала, в будуаре никого не было, и говорить можно было спокойно, не боясь чужих ушей. - Анна, что такое "любит"?Зачем это нужно? Ты будешь королевой и сможешь делать почти все, что захочешь. У тебя будут двор и поместья, любые наряды и лучшие лошади - а при чем тут любовь?

- Ты не понимаешь, - качнула головой девица Агайрон. - Есть просто отсутствие чувства, а есть... - долгая пауза. - Есть неспособность к нему. Король злой человек. Он приказал казнить родственников своей матери. Он не любит своих детей. Он ни о ком не сказал ни одного доброго слова, только о тех, кто давно умер. Он больше любит тех, кто жил тысячу лет назад, чем своих сыновей! Он жестокий и страшный человек...

Мио вздрогнула. Анна точно и кратко сформулировала все то, что подспудно раздражало ее саму, но не находило выхода в словах. Для девицы Агайрон это, пожалуй, было слишком. Герцогиня Алларэ зажмурилась, потом открыла глаза и уставилась на Анну, державшую в ладонях фарфоровую чашку.

Длинноватое, но правильное личико с острым носом. Светлые голубые глаза под густыми черными ресницами. Изящная прическа, украшенная диадемой из жемчуга и "рыбьего глаза"; явно огандская работа, и необычная - эти два камня редко объединяют в одном украшении, - но Анне шло. Васильковое нижнее платье, белое с золотой вышивкой верхнее, и васильковый же корсаж - тут уже не Мио постаралась, это сочетание придумала сама Анна, и получилось великолепно. За несколько девятин девица Агайрон выучилась одеваться и причесываться по столичной моде, приучилась носить украшения. Уже удивительно для дурочки, почти всю жизнь проведшей в далеком южном Агайрэ.

У нее было врожденное чувство вкуса, которому не хватало лишь возможности, чтобы раскрыться. Неожиданная прихоть отца - щедрость и прямой приказ тратить деньги на наряды и украшения, - и уроки Мио позволили этому вкусу проявиться. Анне уже не нужны были советы, она сама знала, что ей к лицу, а что надевать не стоит. Чтобы блистать в столице, этого уже достаточно, но девица Агайрон еще и сумела завоевать себе весьма приятную репутацию.

Герцогиня Алларэ не сделала ничего особенного: прилюдно назвала Анну своей подругой, отвесила пару комплиментов - а остальное было заслугой самой девушки. Самые распущенные кавалеры в ее присутствии моментально вспоминали о приличиях и вели себя, как благовоспитанные послушники, не позволяли себе ни вольных шуток, ни пошлостей. При ней затихали самые фривольные беседы и сплетни, а разговоры обретали редкую, по мнению Мио, осмысленность и приятность. Молчаливое достоинство, скромность и строгость манер Анны обладали неким магнетическим эффектом: вокруг нее всегда собирались не только юнцы, но и взрослые дамы с господами; девица Агайрон же не делала вовсе ничего, обычно просто молчала, потупив глаза.

Ах, какую пару они составили бы с Фиором Ларэ!

На его величество эти чары тоже действовали. Анне не досталось ни одного жадного взгляда, ни одной вольной шутки; только забота господина всей Собраны о юной благочестивой даме. Все, что король не хотел или не мог адресовать девице Агайрон, он вдвойне и втройне воздавал герцогине Алларэ. Мио прекрасно знала, что, останься она с королем наедине, дело зайдет куда дальше взглядов и "отеческих" потрепываний по щеке. Она ничего не имела против: лучше быть королевской фавориткой, чем бывшей любовницей герцога, а после Руи связываться с кем-то ниже его по положению неприлично и почти невозможно. Молодых благородных господ в Собре было - пять трюмов набить, и еще на шестой останется, и среди них хватало умненьких, хорошеньких и влюбленных в герцогиню по самые уши, но кто из них мог составить ей достойную пару? Если смотреть по положению, то граф Агайрон, но этот-то под определение "молодой и красивый" подходил так же, как король, то есть - никоим образом. Если выбирать между этими двумя, то, разумеется, нужно пользоваться королевской благосклонностью, пока все ее признаки налицо.

- Анна, милая моя, от королевы не требуется постоянно быть рядом с королем. Она должна сопровождать его на всех приемах, это так. Должна родить ребенка... хотя у его величества уже есть наследники, так что это не важно... но двор королевы и двор короля связаны не так уж и тесно. Ты будешь жить со своими дамами, которых выберешь сама. После рождения первенца ты сможешь удалиться в любое из поместий и приезжать в столицу лишь на праздники. Королева Ванхильд так и поступала, это совершенно обычно.

- Поместье? - Ресницы предательски дрогнули, а на щеках выступил румянец.

- Я знаю, о чем ты думаешь, милочка. Точнее, о ком, - улыбнулась Мио. - Если ты будешь достаточно благоразумна, то через пару лет сможешь позволить себе и это. Особенно, если не будешь ревнива...

- Ревнива? - Анна удивилась, но она уже не открывала рот и не хлопала глазами от изумления.

- Если ты не будешь слишком уж преследовать дам, с которыми твой супруг-король