— это серии, а серии раскрываются не сразу. Нужно время и множество улик, косвенных и прямых, которые укажут на психотип жертвы и убийцы, помогут его поймать. В среднем нужно три-четыре тела, иногда больше, а в некоторых делах и тридцати недостаточно. Сначала кислородную маску надевают на родителя, а потом на ребенка. Не заботясь о себе, ты не сможешь позаботиться о ком-то другом.

— Ну так и позаботься о себе, отец!

— Ада, — он снова посмотрел ей в глаза, доставая из смятой пачки очередную сигарету, — ты никогда не любила. Ты не знаешь, что такое — потерять любимого человека. Тем более так… отвратительно. Он раздел ее, посадил в извиняющуюся позу и оставил в парке на обозрение всем. Это не пьедестал, как у Перо, не пренебрежение, как у Мюррей. Это показательная порка. Для оборотня в погонах. — Он закашлялся, уронил сигарету в пепельницу, выругался и отвернулся.

— Не любила, — подтвердила Адарель. — Потому что всей моей любви хватило только на тебя. А тебе это никогда не было нужно.

Развернувшись, Ада убежала. Пусть Логан спрашивает с отдела судебной экспертизы. Пусть он разбирается с отчетами, пусть он добывает информацию! Чтобы она еще хоть раз подошла к этому человеку? Да никогда!

Влетев в небольшой кабинет, который выделили для работы над делом Перо, Ада врезалась в Говарда. Парень стоял посреди комнаты с папкой в руках и что-то читал. От удара папка выпала, он пошатнулся, а листы рассыпались по полу. Оба застыли. И тут Аду накрыла истерика. Метнувшись вбок, чтобы обойти коллегу, она закрылась руками. Только не плакать. Не при нем!

— Ада? — В низком приятном голосе Говарда звучало удивление и беспокойство. — Что случилось?

Она хотела сказать «ничего», отвернулась. Но когда его руки легли ей на плечи, не выдержала. Ее била крупная дрожь, слезы преодолели волевой барьер. Развернувшись в его объятиях, девушка прижалась к стройному телу Логана, спрятала лицо у него на груди и дала себе волю. Он не отшатнулся, ничего не сказал, лишь пнул ногой дверь, чтобы та плотно закрылась, и замер, поглаживая девушку по плечам и волосам. Ада держалась за него, как держатся за единственный луч солнца во мраке беспросветной ночи. Сжимала пальцами рубашку, стонала, хотя хотелось завыть. От боли. От бессилия. От ярости. От стыда.

Когда слезы закончились, она осторожно высвободилась и, не глядя на него, присела, чтобы собрать разбросанные листы. Это была расшифровка допроса Кевина Мейсона Марком Карлином. В глаза бросилась фраза: «Это полный бред, ленты там быть не до…»

— Он убийца, но ленту к трупу подкинул не он, — сиплым голосом прошептала она. — У него нет четкого алиби на убийство Перо и Ребекки, но есть алиби на время смерти Мюррей. Грин прав: убийц двое. И второй решил подставить Кевина, чтобы мы его обнаружили. Теодора Рихтер, Авирона, никогда не была настоящей целью убийцы. Он просто ею одержим.

Выдав этот монолог, она села на пол и посмотрела на Говарда. Ждала, что тот начнет спорить, но Говард молчал. Он был серьезен, карие глаза смотрели пристально, внимательно и так пытливо, что краска бросилась ей в лицо.

— Интересно, что именно к такому же выводу пришли Грин и Карлин. Марк только что звонил, я собирался тебя найти, чтобы пойти к ним. Но…

— Но я сбила тебя с ног и затопила слезами. Извини. Обычно я не позволяю себе подобного, тем более с коллегами.

Его лицо вдруг озарила улыбка. И Ада почувствовала, как медленно согревается изнутри. Надо найти отца и извиниться. Это все просто выше нее. Она привыкла выживать в жестоком мире, но не умела бороться с чувствами такой силы. Научилась жить вообще без чувств, подпитывая себя злостью и обидой — лучшим топливом для израненной души.

— Это было мило, — просто сказал он и собрал оставшиеся бумаги.

— Я же не обязана рассказывать?..

— Нет. — Он пожал плечами, поднялся и протянул ей руку.

Ада замерла, глядя на его пальцы. А потом ухмыльнулась своим мыслям, схватилась за них и позволила рывком поставить себя на ноги. Покачнулась и невольно снова коснулась его груди ладонью.

Говард усмехнулся. Провел пятерней по взъерошенным волосам и, наклонившись к столу, принялся приводить документы в порядок.

— Если Кевин — это один, то кто второй? — задала вопрос Ада.

— Как минимум два кандидата. По крайней мере у меня. Бастиан Кеппел и Кристиан Бальмон.

— Не любишь ты людей голубых кровей.

Логан бросил на нее ехидный взгляд.

— У Кристиана нет алиби на момент смерти Мюррей. У младшенького Кеппела тоже нет. Но там, где двое, там и трое? Мне кажется, надо сконцентрироваться на подброшенной ленте и смерти Лорел Эмери. Потому что здесь убийца действовал импульсивно, вне общего плана.

— Лорел что-то накопала и это стало опасным?

— Мисс Эмери знаменита именно тем, что она вечно что-то накапывает. А еще отрывается в клубах. Так что убийство в равной степени может быть связано как с Анной Перо, так и с любым другим расследованием Эмери.

Ада протяжно застонала.

— Это ж сколько линий!

— Ага. У нас всегда много линий. Но теперь, по крайней мере, мы начинаем видеть общую картину. Мы знаем, что убийц как минимум двое, что они не в ладах друг с другом, что все жертвы тем или иным образом связаны с двойной игрой и двуличием.

— А еще разный уровень подготовки убийств, — задумчиво сказала Ада, опускаясь на диван и доставая из сумки пудреницу, чтобы спрятать следы слез. — Как будто к Перо готовились годами, а остальное… по инерции, что ли?

Логан закончил с документами, снова провел по волосам, приводя их в немыслимый беспорядок, улыбнулся и присел на край стола.

— То есть либо они случайны, и все эти связи — совпадение, либо они были завязаны на смерть Анны и поэтому на детальную подготовку конкретного убийства в конкретное время просто не осталось сил.

Ада пожала плечами.

— Пока все это лишь наши домыслы. Надо вернуться