все зовут вас Вонючкой? – внезапно спросила она.

– Честно говоря, Джуди, не знаю. Еще со школы повелось. Может, от меня тогда дурно пахло. Сейчас хоть от меня не пахнет дурно?

– Нет, Себастьян, вовсе нет, никакого неприятного запаха я не чувствую.

В эту секунду мимо как раз проходил Кахал Чамберс, управляющий банком.

– Приветствую, Вонючка, добрый вечер, Джуди, – любезно поздоровался он.

– О, Кахал, а мы как раз сейчас это обсуждали. С сегодняшнего дня к Себастьяну следует обращаться по его настоящему имени, – произнесла Джуди Флинн тоном, которым можно было бы наставлять класс невоспитанных десятилеток.

– Договорились! Прости, Вонючка, я хотел сказать – Себастьян, если обидел.

И Вонючка Слэттери, которого так звали больше тридцати лет, великодушно его простил.

На следующий день, пока Джуди с Китти убирали постель миссис Флинн и устраивали ее в кресле, первая подверглась обстоятельному допросу со стороны снохи. У них наконец устоялся распорядок дел. Миссис Флинн со временем неохотно признала дочь и столь же неохотно преодолела необъяснимую неприязнь к невестке. Это было значительным успехом.

Разумеется, она, как обычно, пожаловалась на то, что кто-то украл всю ее одежду, и не особенно утешилась, когда Джуди быстро распаковала вещи, выстиранные в «Майской розе».

– Ну, давай выкладывай! Вонючка распускал руки? – спросила Китти.

– Его зовут Себастьян, и он был весьма любезен, – чопорно ответила Джуди.

– Вонючка? Любезен? – В голове Китти что-то определенно не сходилось.

– Говорю тебе, он больше не откликается на это дурацкое школьное прозвище.

– Джуди, потребуется время, чтобы народ узнал о новом имени.

– Ну, Себастьян озаботится этим уже сегодня: переделает вывеску над своим магазином.

Миссис Флинн переводила взгляд с дочери на невестку.

– Знаешь, Вонючка не худший вариант. У него хорошие сбережения, – заявила она.

– Нельзя выбирать мужчину только за величину его сбережений, – укоризненно заметила Джуди.

– А за что еще прикажешь его выбирать? За то, что он отлично бьет чечетку? – поинтересовалась ее мать, и почему-то это показалось всем очень смешным.

Кахал Чамберс из банка был обеспокоен размером ссуды, которую оформил Недди Нолан. В качестве залога он, разумеется, предоставил ферму, но сумма все равно получилась внушительная. И это человек, которому требуется хорошенько подумать, прежде чем купить себе пару ботинок в секонд-хенде!

– Можете мне сказать, зачем вам такие деньги? – поинтересовался Кахал.

– На оплату консультантов, – объяснил Недди.

– Господи, да за какую такую консультацию могут столько брать? – озадаченно спросил Кахал.

– Профессионалы своего дела стоят дорого, – ответил Недди, видимо сочтя это достаточным объяснением.

– Только смотрите не нарвитесь на доморощенных экспертов, которые с вас три шкуры сдерут!

Кахал тревожился искренне. Ему было одинаково дорого благосостояние как Недди, так и своего банка.

– Нет, что вы, Кахал, они настоящие профессионалы, – сказал Недди со спокойной полуулыбкой.

Кахал решил встретиться с поверенным Майлзом Барри.

– Майлз, не хочу влезать в отношения между поверенным и доверителем, но что там за консультанты появились у Недди Нолана?

– Консультанты? – растерянно переспросил Майлз Барри.

– Да, люди, которым он, по-видимому, выплачивает огромные гонорары.

Майлз почесал затылок:

– Не знаю, кто они, черт побери, такие. Я не высылал ему ни одного счета, а он вряд ли воспользовался услугами другой юридической фирмы, не сказав мне. Так что не имею ни малейшего понятия, о чем ты говоришь, Кахал, ни малейшего.

В день свиданий Лилли Райан с сыном Доналом пришли в тюрьму. На этот раз они решили обойтись без священника.

– Если я вам понадоблюсь, буду рядом. Мне надо еще кое с кем встретиться, – сказал он.

Отец Флинн остался совершенно не удовлетворен тем, как прошла беседа с бедняжкой Беккой Кинг, которая, похоже, постепенно теряла рассудок. Ее приговорили к весьма длительному тюремному заключению за соучастие в убийстве соперницы в любовном треугольнике. Она не выказывала ни тени раскаяния, только твердила, что это было необходимо. Отец Флинн надеялся, что Бекка снова не попросит устроить тюремную свадьбу с тем молодым человеком, на котором она зациклилась. С молодым человеком, который даже не навещал ее в тюрьме, не говоря о том, чтобы сыграть там с ней свадьбу. Но нет, сегодня у нее на уме было кое-что совсем иное. Бекка составила обращение к святой Анне и захотела, чтобы его вывесили у источника на всеобщее обозрение.

Она протянула листок священнику. Это оказался снимок Габриель Кинг, ее матери, под которым было написано: «Святая Анна, прошу, накажи эту женщину по всей строгости за то, что она разрушила жизнь своей дочери. И если кто-нибудь из твоих преданных последователей увидит ее на улицах Россмора, пусть плюнет в нее с твоего благословения».

Отец Флинн почувствовал себя безмерно старым и усталым. Приняв серьезный вид, он сказал, что отправится днем к источнику и выполнит просьбу. А остальные дела отложит на потом.

– Только чтобы все видели! – крикнула Бекка, когда он уже уходил.

– В самом центре, Бекка, обещаю.

В коридоре к нему подошла Кейт, одна из надзирательниц, и коснулась его руки:

– Вы были добры к ней, отец, не стали ее расстраивать.

– Вы ведь понимаете, что я это выброшу? – спросил отец Флинн.

– Конечно понимаю, но лучше придите домой и сожгите. Выбросите где-то поблизости – еще кто-нибудь подберет.

Брайан Флинн положил листок в бумажник рядом с чеком, который пришел этим утром из Лондона. Это была денежная благодарность, оставленная умершей женщиной, некой Хелен Харрис, святой Анне за то, что та вняла ее молитвам о благополучном разрешении родов двадцать три года назад. Пусть священник почтит святую, потратив эти деньги наилучшим образом.

Сидя на деревянной скамье в коридоре тюрьмы на случай, если позже понадобится Лилли Райан, отец Флинн размышлял о роли священника в современном обществе. Когда появились Лилли с Доналом, он так и не пришел ни к каким убедительным выводам.

– Все в порядке? – озабоченно спросил он и почувствовал досаду на самого себя.

Нашел что спросить. Как может быть в порядке семья, глава которой сидит в тюрьме за домашнее насилие, семья, которая почти четверть века назад потеряла ребенка?

Как ни удивительно, Лилли кивнула, словно в его вопросе не было ничего странного.

– Все хорошо, отец. Теперь я понимаю, что Эйдан просто очень слабый человек. Видите ли, раньше я этого не понимала, он казался таким большим и сильным и больно обижал меня, попрекая за глупость. А теперь мне ясно, что на самом деле он слаб и напуган.

– А еще мама осознает, что, хотя она понимает и прощает отца, государство не будет столь снисходительным и не позволит ему вернуться домой. Он должен отсидеть положенный срок, – добавил