Глава тридцать третья

— Вытащи свою шпагу!

— Ты же не ждешь, что я…

— Вытаскивай! — Мои слова впивались в воздух, как змеиные клыки.

Этьен послушался, но его рука свободно повисла вдоль туловища. Он не стал принимать боевую стойку.

— Послушай, давай поговорим, — попросил он. — Давай немного остынем и попробуем порассуждать.

— Перед тем как все началась, мадам де Тревиль сказала мне кое-что. Хочешь знать, что именно? — прошептала я. Мой голос был гладким, как шелк, и твердым, как сталь.

— Я…

— Она сказала мне, — продолжила я, — не убивать Вердона. И я обещала. Таков мой долг, и я не хотела рисковать первым местом, где меня по-настоящему приняли, ради шанса перерезать горло убийце моего отца. Я уже разочаровала ее, едва не вынудила указать мне на дверь. И я не хотела рисковать снова. — Я чуть согнула колени и выставила руку так, как учил папа. — Но долг — это еще не все.

— Таня, я не хочу причинить тебе вред.

— Я обещала подчиняться приказам, — воскликнула я и почувствовала, как все внутри превращается в лед, еще более холодный, чем воздух снаружи. — Но я готова сделать исключение ради человека, который решил, что любит меня, после того как убил моего отца.

Неважно, сколько раз я пыталась отмахнуться от своего гнева, как я старалась не замечать его, давая мадам де Тревиль обещание, что не стану убивать Вердона. Раньше я никогда не жаждала крови. Но сейчас мне хотелось пролить его кровь.

Я сделала выпад. На краткий миг обе мои ноги оторвались от мостовой. Когда я приземлилась, ступни обожгла знакомая боль, раздался звон клинков. На лице Этьена отразилось изумление.

Сложная атака. Редублеман. Приз де фер. Балестра. Выпад. Голос отца в моих ушах называл каждый прием. Ритм поединка ускорялся, мои ноги топали по мостовой, сердце шумело в ушах, Этьен отвечал на все мои атаки простейшим парированием. Он только блокировал мои удары и ни разу не сделал ответного выпада.

— Дерись! — выкрикнула я. — Я вовсе не хрупкая вещица, какой ты хотел меня видеть. Я мушкетерка!

Отбив его клинок в сторону, я снова пошла в атаку, наблюдая, как меняется выражение его лица и он наконец дает отпор.

Началась настоящая схватка. Лунный свет отражался от наших клинков, холодный ветер резал кожу, пот стекал по моим щекам, как слезы. Ни один из нас больше не сдерживался.

Еще выпад. Атака уколом. Я задела его лицо, по скуле заструилась кровь.

Наши клинки со звоном столкнулись. Из металла вырвались искры, похожие на водопад сверкающих раскаленных звезд.

Посмотри, какой сильной ты стала, ma fille. Посмотри, чего ты добилась своими руками и своим клинком.

На какую-то долю секунды на лице Этьена отразилось недоверие. Он не ожидал, что я окажусь настоящей фехтовальщицей. Мушкетеркой в полном смысле этого слова. Все, что он видел до этого, — девушку в красивом платье.

Я направила свою шпагу вниз, но он оказался проворнее и метнулся в сторону, чтобы отбить мою атаку. Я развернулась на месте и выбросила руку вперед, но мой клинок попал на его гарду, и я не смогла сдержать крика разочарования. Мне так хотелось погрузить свой клинок в его плоть. Хотелось вспороть его кожу и посмотреть, как его кровь прольется на мостовую.

Моя грудь тяжело вздымалось, пот собрался в ложбинках над ключицами, очертания его тела начали расплываться. Неужели набежали тучи? Цвета исказились, все залила жуткая знакомая чернота. Это не тучи. Это не первый снегопад. Это мое головокружение.

Я стала драться еще яростнее. Еще быстрее. Пыталась сосредоточиться на ритме схватки, хотя головокружение становилось все сильнее и сильнее. Но я не могла поддаться ему, только не сейчас. Ведь на этот раз дело было не только во мне. Я сражалась за жизнь короля. За судьбу Франции.

За папу и моих сестер по оружию.

Мышцы огнем охватила боль. Все тело кричало, когда я заблокировала его атаку, когда ответила контратакой. Но тут я запнулась. И хотя движение моих ног было таким же привычным, как дыхание, земля зашаталась и накренилась. Ноги стали мягкими, как желе.

Мое тело было переполнено му́кой и изнеможением. Я судорожно вздохнула, попыталась снова подняться на ноги, но руки лишь беспомощно заскребли по парапету моста.

— Похоже, я ошибался. Ты все-таки оказалась слабой. Точно как твой отец, — проговорил Этьен, приближаясь. Перед глазами у меня все мерцало. — Но я готов простить тебя за это. Ради тебя я забуду обо всем. Ради тебя, Таня.

Мое поле зрения больше не было серым. Оно превратилось в белое сердце пламени. В нем смешались каштановые с проседью папины волосы. Синие и красные цветы в материнском саду. Неумолимая сталь, когда мы с сестрами поднимали клинки: одна за всех, и все за одну.

Зарычав, я ухватилась руками за парапет моста и встала. Дрожа всем телом, подняла шпагу. Придерживаясь левой рукой для равновесия, я выбросила правую вперед, правая нога шагнула в глубокий выпад.

Он едва успел парировать мою атаку, как ему пришлось отбиваться от следующей, потом еще, еще и еще. Я не давала ему передышки. Мои пальцы так крепко вцепились в парапет моста, что теплая алая жидкость, выступившая из-под ногтей, защекотала ладонь.

— Я знал, что ты обучалась, но никогда не думал, что женщина может владеть клинком.

Вердон тяжело дышал. Я вложила всю силу в очередной обрушившийся на него удар. Его клинок со звоном упал и покатился по мостовой. Я подняла шпагу и направила ему прямо в сердце. Он сделал шаг назад и уперся в стену, по которой начал сползать вниз.

— А я не спрашивала твоего разрешения. Мне оно не нужно, — сказала я.

Этьен ошеломленно уставился на мой клинок. Острие шпаги находилось в дюйме от его тяжело вздымающейся груди. Он посмотрел на меня: страх, гнев, любовь смешались в его взгляде.

— Куколка моя…

Я сделала еще шаг; моя шпага коснулась его камзола. Я надавила достаточно сильно, чтобы проткнуть ткань. Единственное, что оставалось между моим клинком и его грудью, — тонкая белая рубашка. Я знала, что между его кожей и сердцем есть еще ребра. Знала, что между ребрами есть мышцы, которые будут сопротивляться, когда я попытаюсь пронзить его насквозь. Мадам де Тревиль хорошо нас обучала, но она не объяснила, как пронзить объекту сердце. Впрочем, с этим я справлюсь сама.

— Будь ты проклят.

Мне нужно было лишь нажать посильнее. Один последний рывок — и все будет кончено.

Он смотрел на меня с отчаянием:

— Милая, прости меня за то,