Шрифт:
Закладка:
— Вы хотите, чтобы я предупредил их об этом? — спросил Чарлзворт, записывая что-то в своем блокноте.
— Они должны определить свою позицию, и как можно быстрее. Пусть они сразу сообщат вам об этом по телефону.
— Черт, ну и утро! Но я думаю, что они обязательно зададут мне один вопрос, от которого будет зависеть их решение. Вы считаете, что это работа профессионалов?
Майкл почувствовал, как усмехнулся Карбони и затрепетала мембрана в телефонной трубке. Потом он ответил:
— Что вам сказать, Карбони? Вы же читаете наши газеты, смотрите выпуски новостей. Знаете, как мы против них действуем. Вы ведь в курсе, сколько раз они выходили победителями и сколько раз мы. Мы не скрываем этих цифр, вы их тоже знаете. Если вы посмотрите на результаты, то увидите, что есть группы любителей — позвольте мне воспользоваться спортивным термином, вы как настоящий англичанин, должны понимать такие сравнения — так вот, любителей мы ловим. Но дает ли нам это победу в общем счете? Я бы хотел, чтоб это было так, но, к сожалению, этого нет. Профессионалов бить очень тяжело. И вы в разговоре с руководством мистера Харрисона скажите что полицией будет предпринято все возможное, но его жизни грозит серьезная опасность. Они должны понимать это.
Чарлзворт грыз карандаш.
— Вы считаете, что корпорация должна заплатить?
— Мы поговорим об этом позже. Сейчас это преждевременно.
Небольшая поправка, сделанная мягко, по-доброму. Нельзя говорить о завещании и наследниках, пока труп еще не остыл.
— Но я не думаю, что семья похищенного или его компания должны вести себя иначе, чем итальянцы, оказавшиеся в подобной ситуации.
То есть намек на то, что надо платить. Яснее не может быть сказано. Весьма прагматический подход, для полицейского это должно быть ужасно неприятно — говорить такие вещи.
— Может возникнуть много сложностей. В Англии на это смотрят иначе.
— Вы не в Англии, Чарлзворт. — В голосе Карбони появилась нотка нетерпения. — В Англии тоже не все так прекрасно. Я помню два случая, когда требования о выкупе не были выполнены — и в результате две жертвы, два трупа. Здесь не просто надо принять то или иное решение. Думаю, сейчас не время дебатировать этот вопрос, мы можем сделать это позднее. Сейчас надо делать кое-что другое.
— Я высоко ценю все, что вы делаете, дотторе.
— Не стоит. — Карбони повесил трубку.
Пять минут спустя Чарлзворт был уже на первом этаже, ожидая приезда Посла, а в его ушах все еще звенел крик жены Харрисона, когда он звонил ей.
— Кто будет платить? Неужели они не знают, что у нас нет денег? В банке ничего нет… Кто будет отвечать за все это?..
Нечего и говорить, что Чарлзворт успокаивал ее как мог, но его голос тонул в ее криках. Наконец он сказал, что ему надо идти на встречу с Послом. После этого крики прекратились. Глухое рыдание со стоном вырвалось из ее груди и ворвалось в трубку, как будто рухнула плотина, сдерживавшая напор чувств.
Где он, бедный? Что они с ним делают? Наверно, заперли где-нибудь одною. Сломленного, страдающего… Без всякой надежды на спасение, — ведь такие идиоты, как Майкл Чарлзворт и Джузеппе Карбони будут только махать руками и бегать по кругу. Лучше бы он не догадывался об этом, это может вконец сокрушить его, и он сдастся. А есть надежда, что Посол появится раньше девяти часов? Вообще есть хоть какой-то шанс спасти его?
* * *
Они связали его мастерски, как быка на бойне. Не просто завязали веревкой ноги, тут была мастерская работа.
Джеффри Харрисон минут двадцать пролежал на покрытом грубой мешковиной полу, прежде чем смог пошевелить руками и ногами. Действие хлороформа закончилось, шок и оцепенение от неожиданности нападения проходили. Кости лодыжек были тесно прижаты друг к другу и связаны шнуром, впившимся в кожу. Металлические наручники на запястьях тоже были слишком тугими, они сдавливали сосуды. Широкая клейкая лента, зажимавшая рот, заставляла его дышать через нос. Любые звуки, которые он пытался произнести, превращались в нераздельное мычание. Один из конвоиров небрежно связал его еще тогда, когда Джеффри находился под действием хлороформа. Но другой, огромный верзила, мастерски сделал эту работу заново.
Они накрыли его капюшоном, ограничив все его чувства обонянием и осязанием. Капюшон был влажным, он наверно всю ночь пролежал где-то в траве, а утренняя роса промочила его. Из-за наручников за спиной он мог лежать только на боку. При каждом толчке Харрисон ударялся плечом в рифленую поверхность пола.
Казалось, они ехали где-то вдали от шума улиц и перекрестков с монотонной убаюкивающей скоростью. Несколько раз он слышал шум обгонявших их машин, фургон при этом трясся, как под напряжением, и сдвигался влево. В один такой момент они остановились, и Джеффри услышал голоса, быстрый обмен репликами. Потом фургон снова тронулся с места, колеса начали вращаться все быстрее. Джеффри задумался, мысленно представляя дорогу, по которой они сейчас ехали. Может быть, это Раккордо Аннуларе с гирляндами белых и розовых олеандров между грохочущих шлагбаумов. Здесь должна находиться платформа, где собирали пошлину за выезд на автостраду. А может быть, это северная Флоренс-Роуд или западная Лякилла, ведущая на Адриатическое побережье, или южное направление на Неаполь. Эти скоты могут поехать по любой дороге. Он подумал, что обладает достаточным интеллектом, чтобы определить путь, по которому его везут, но накатившая волна отчаяния отогнала эти мысли. Какая разница, куда его везут? Даже если он узнает это, ничего не изменится, ведь он не может контролировать ход событий. Джеффри почувствовал себя подопытным кроликом. Впервые его охватило чувство гнева. Веревка, стягивающая его ноги, натянулась, он кусал ленту, закрывавшую его рот. Гнев настолько овладел им, что на глазах его даже выступили слезы. В стремлении выиграть хотя бы сантиметр свободы он изогнул спину и напряг мускулы.
Никакого толка. Не пошевелиться. Не двинуться. Ничего не изменить. Заткнись, Джеффри, не впадай в патетику. Может быть, еще попробовать?
Нет, надо забыть об этом. Они снова придут с автоматами и хлороформом и еще туже затянут узлы, сковавшие его тело.
Он резко опустил вниз голову, ударившись о пол, и замер от охватившей его боли. В висках стучало, ноздри забивал запах, идущий от капюшона. Он лежал неподвижно, потому что понял: сделать ничего не сможет.
3
Действиями Джанкарло руководил инстинкт самосохранения.
Это был инстинкт зверя, потерявшего свою самку, покинувшего нору, бегущего куда глаза глядят и сознающего лишь,
