Этот вопрос влек за собой еще один, который Ноэль не желал себе задавать, не зная как его решить. Он заключался в следующем: «Предположим, что я получу неоспоримое доказательство измены Бэль. В какой степени это повлияет на мои чувства к ней?»

Ведь если когда-нибудь выяснится, что Бэль ничем не запятнана, Ноэлю придется сразу же отказаться от малейшей надежды на оправдание, потому что тогда он окажется автором беспричинного преступления, совершенного в приступе слепого гнева.

Кто-то схватил его за руку и веселый голос шепнул ему на ухо:

— Если это для блондинки, я бы выбрал ту черную кружевную ночную рубашку.

Ноэль отвернулся от галантерейной лавки, перед витриной которой он стоял, погрузившись в раздумья, и узнал Виктора Гаррика, репортера газеты «Событие».

Они немного поболтали о том, о сем. Потом Ноэль без особого убеждения предложил:

— Может, пропустим стаканчик?

Гаррик помотал головой:

— Да что ты! С этим делом авеню Семирамиды ни на что времени нет. Сплошные воспроизведения обстоятельств преступления, допросы и прочая ерунда. Ах, уверяю тебя, далеко им еще до поимки парня, который его кокнул!

Кровь быстрее потекла в венах Ноэля. Лицо вспыхнуло, возможно не столько по причине внезапного ощущения безнаказанности, сколько из-за прилива гордости:

— Думаешь?

— Уверен, что какой-нибудь обманутый муж или любовник, взял да и пришел в бешенство. Вот знать бы только кто!

— И все же, полиция, небось, уже сделала интересные открытия?

— Прямо потрясающие! Сам посуди: следы грязи от чьих-то шагов на ковре кабинета, светлый каштановый женский волос, прилипший к халату жертвы и надушенный батистовый платочек.

Ноэль испытал новое волнение. То, что нашли следы, оставленные, конечно же, им, отнюдь его не обеспокоило. Даже если они позволят установить размер обуви ночного посетителя, это ничуть не сузит поле поисков. Но две последние находки, светлый каштановый волос и надушенный платочек, были намного более компрометирующими. Кто его знает, может по ним полиции удастся опознать молодую женщину, бывшую в гостях у убитого?

— Вот уже два дня, — продолжал Гаррик, — как полицейские эксперты силятся определить состав и марку духов. Два дня, а ведь первый попавшийся парикмахерский подмастерье сразу же определил бы!

В тридцати метрах от них остановился автобус. Репортер хлопнул Ноэля по плечу:

— Пока, старик! На днях увидимся!

— Пока… — машинально ответил Ноэль. — Кстати, а что это за…

— Что? — крикнул Гаррик на бегу.

— Что это за духи?

Но автобус уже тронулся. Репортер ускорил бег, вскочил на площадку, помахал оттуда рукой и прокричал что-то неразборчивое.

Ноэль пошел обратно домой. Ему ничуть не нужно было подтверждения Гаррика. Он и так знал, что загадочные духи назывались «Каштановый цвет» от Рама.

Поднимаясь по лестнице в мастерскую, он заметил, что дверь ее открыта и уловил смутный шум голосов. Юдифь, верно, еще не ушла.

«Ну и что, что прерву ее излияния! — подумал он. — Не слоняться же мне целый день по улицам!»

По мере того, как он поднимался, произносимые фразы слышались четче:

— Он был тщеславен, как павлин. Больницы и богадельни получали от него помощь только если брали на себя обязательство выбить его имя на той или иной мемориальной доске. Наш чердак прямо лопается от картин, купленных за гроши. Всякий раз, когда Иуде ловким давлением на торговцев картинами удавалось поднять цену на какую-нибудь из них, ее вытаскивали из забвения и выставляли. Было безумием надеяться в разговоре получить от него прямой, искренний ответ…

Это была Джоан. На ней, как и на мачехе, был черный костюмчик, но в отличие от последней, она была куда свежее, куда живее, чем при жизни Иуды.

— Здравствуйте, Джоан! — сказал он, протягивая ей руку. — Примите мои самые искренние соболезнования.

— Благодарю! Вы пришли как раз вовремя, чтобы освободить Бэль. Я уже с полчаса как буквально отупляю ее своими признаниями.

— В самом деле?

— Хотела взять с собой Абдона, но он так занят приведением в порядок бумаг Иуды, что я кажусь себе уже покинутой супругой!

При чужих Джоан всегда называла отца по имени, будто отказывала ему во всех отцовских правах.

По тому, как Бэль нахмурила брови, Ноэль понял, что его место снова в ванной или на кухне. Он, конечно, мог бы и воспротивиться, но, если хорошенько подумать, пусть уж лучше Бэль размышляет о судьбе кого-то, чем о его, или о своей собственной. Возможно, что так она узнает какие-нибудь ценные сведения.

В общем, укрылся в ванной комнате. Философски уселся на край ванны. Джоан говорила теперь так тихо, что он долго ничего не понимал. Вдруг ее голос поднялся на несколько тонов, задрожал от плохо сдерживаемого гнева:

— Он уже двадцать лет, как водил машину. Дорога была прямая, ровная, ну словно бильярд. Солнце в глаза не светило, ехал на скорости шестьдесят. Тормоза работали нормально, прокола никакого. Так что тогда?..

— Джоан!

Бэль, вроде, раздиралась между изумлением и негодованием:

— Я точно знаю, что Иуда страстно любил Элен!

— Деньги он тоже страстно любил. Абдон мне рассказал, что накануне катастрофы он чуть не обанкротился, ста тысяч не хватало…, а мама оставила ему десять миллионов.

— Вы не хотите все же сказать, что…

Наступило долгое молчание.

— Нет, — хрипло ответила Джоан. — Я веду себя гнусно.

Этой ночью Ноэлю снилось, что он находится в кабинете Иуды Вейля, в двух шагах от трупа, и что все выпадает из его карманов: перочинный ножик, связка ключей, сигареты. Он наклонялся, чтобы подобрать, но все снова падало. Пуговицы его пальто отрывались одна за другой, закатывались под мебель, и ему не удавалось их отыскать. Из невидимой раны сочились капельки крови и падали на ковер алыми звездочками. Подошвы его ботинок, словно пропитанные чернилами, оставляли за ним четко очерченные несмываемые следы. В конце концов, он попытался поджечь дом, чтобы уничтожить доказательства преступления, но ветер задувал спички.

Ощущение собственного бессилия было настолько мучительным, что он внезапно проснулся. Вокруг все было спокойно. Бэль и Ванда спали сном праведников.

Он с облегчением снова уронил голову на подушку. Достаточно было открыть глаза, чтобы все предметы, потерянные у Вейля, чудом вернулись на места. Все, кроме одного некоего волоса и одного платочка.

Но Ноэль быстро успокоился. Светло-каштановый оттенок — вовсе не компрометирующий, и тысячи женщин душатся «Каштановым цветом» от Рама.

Оставался платок!

Ноэль встал и на цыпочках открыл ящики Бэль. Он подверг их тщательному обыску, но они содержали лишь нелепые газовые или кружевные платки, ничуть не подходившие на их бедного родственника, найденного на месте преступления.

Или у Бэль никогда не было батистовых