Иностранцы, находившиеся в России, также понимали, что торжеством Петра в области внешней политики обуславливалось дальнейшее внутреннее развитие России. Джон Перри выразил убеждение, что при противоположном исходе Полтавского сражения неминуемо по всему государству поднялся бы всеобщий бунт и что повсеместная ненависть к реформам царя повела бы к реакции. Этим взглядам соответствовал позднейший отзыв Вольтера, заметившего о Полтавской битве, что это единственное во всей истории сражение, следствием которого было не разрушение, а счастье человечества, ибо оно представило Петру необходимый простор, чтобы идти далее по пути преобразований[621].

В какой мере изменился взгляд на Россию за границей, видно, между прочим, из следующего обстоятельства. Мы упомянули выше, как министр герцога Вольфенбюттельского по случаю переговоров о браке царевича с принцессой Шарлоттой указывал, как на препятствие к браку, на опасное положение в самой России царя Петра. В то же время он говорил о ничтожном значении его в ряду государей. «Едва ли, – было сказано в записке Шлейница, – царю будет возможно занять видное место в Европе[622], так как Швеция никогда не решится отказаться от Прибалтийского края в пользу России и так как Польша, Голландия и Англия никогда не допустят развития сил России на море». Тотчас же после Полтавской битвы совершенно изменилось мнение о значении России. В Вольфенбютгеле приходили в восхищение при мысли о сближении с Россией; вскоре было приступлено к составлению брачного договора, и дело уладилось в короткое время.

Со стороны Ганноверского курфюрста было изъявлено желание отказаться от союза со Швецией и сблизиться с Россией[623]. Всюду положение русских резидентов при иностранных дворах изменилось к лучшему, всюду самого царя встречали, поздравляли, приветствовали с похвалой и ласками.

Когда Петр, отправившись из Полтавы в Киев, выехал оттуда в Польшу, в Люблине его встретил обер-шталмейстер короля Августа Фицтум, посланный поздравить царя от имени короля с Полтавской викторией и пригласить его на свидание с королем в Торн. В местечке Сольцах к царю приехал камергер прусского короля с поздравлением и приглашением на свидание и с Фридрихом I. В Варшаве сенаторы польские поздравили его с викторией и благодарили за то, что этой викторией возвратил им законного короля и спас их вольность[624]. Лещинский бежал в Померанию.

В конце сентября происходило свидание Петра с Августом в Торне. Несколько позже был заключен договор. Петр обещал помогать Августу в достижении польского престола; король обязался помогать царю против всех неприятелей. Целью союза было не конечное разорение Швеции, но приведение этого государства в должные границы и доставление безопасности его соседям. Король обещал царю предать суду виновников гибели Паткуля. 20 октября был прибавлен тайный артикул: «Княжество Лифляндское со всеми своими городами и местами его королевскому величеству польскому как курфюрсту саксонскому и его наследникам присвоено и уступлено быть имеет».

И со стороны Дании теперь была выражена готовность сблизиться с Петром. В Торн явился датский посланник Ранцау поздравить с викторией и домогаться о заключении оборонительного и наступательного союза против Швеции. Датский король сказал русскому резиденту князю Василию Лукичу Долгорукому, что этой победой царь не только себе, но и всему русскому народу приобрел бесконечную славу и показал всему свету, что русские люди научились воевать.

Даже в денежном отношении Полтавская битва оказалась чрезвычайно выгодной. Прежде по поручению Петра барон Урбих предлагал Дании субсидию в размере 500 тысяч ефимков единовременно за союз, между тем как Дания требовала большей суммы. Теперь русскому резиденту в Дании, несмотря на все усилия английского и голландского посланников действовать наперекор интересам Петра, удалось ввести датского короля в войну без субсидий со стороны России. Долгорукому было поручено обещать датчанам сухопутное войско, матросов и по 100 тысяч ежегодно материалами, а он, заключив договор, писал с восторгом: «Не дал я ничего, ни человека, ни шелега!»

И французский король Людовик XIV изъявил желание вступить в союз с царем, о чем сообщил Долгорукому секретарь французского посольства в Копенгагене. Извещая об этом царя, Долгорукий выставлял на вид, что сближение с Францией может быть полезным, так как Людовик, видя к себе склонность со стороны России, станет продолжать войну за испанское наследство. Секретарь французского посольства говорил Долгорукому, что Людовик XIV готов гарантировать царю все его завоевания и будет стараться, чтобы русские стали твердой ногой на Балтийском море, потому что здесь замешан интерес французского короля, которому желательно ослабить на этом море торговлю английскую и особенно – голландскую[625].

Таким образом, европейские державы начали ухаживать за Петром и искать дружбы России, чтобы воспользоваться могуществом ее для своих целей. Примером тому служит образ действий прусского двора. В Мариенвердере происходило свидание между королем Фридрихом I и Петром. Король мечтал об осуществлении своего любимого проекта, раздела Польши; однако Петр, осторожный, сдержанный, объявил, что эта мысль ему кажется неудобоосуществимою и, таким образом, Пруссия должна была отказаться от своего предположения. В Пруссии находили, что царь держал себя несколько гордо, что в его образе действий и мыслей проглядывало чувство собственного достоинства, возбужденное успехом русского оружия. Когда в 1710 году Россия возобновила предложение приступить к разделу Польши, в проекте было предоставлено царю распределить по своему усмотрению добычу между каждой из договорившихся сторон, но и на этот раз Петр уклонился от переговоров[626].

Побывав в Торне и Мариенвердере, Петр к концу года возвратился в Россию; сначала он отправился к Риге, под которой уже стоял фельдмаршал Шереметев с войском. После полуночи на 14 ноября начали бомбардировать город; первые три бомбы бросил сам государь и писал Меньшикову: «Благодарю Бога, что сему проклятому месту сподобил мне самому отмщения начало учинить». Затем он отправился в Петербург, или в «святую землю», как называл Меньшиков его в письме своем. В Петербурге царь велел построить церковь во имя св. Сампсона в память Полтавской битвы и заложил корабль «Полтава». 21 декабря совершился торжественный вход в Москву «с великим триумфом». Построено было семь триумфальных ворот, изукрашенных золотом, эмблематическими картинами, покрытых надписями и проч.[627]

Главной целью продолжавшихся после этого военных действий было обеспечение Петербурга. Необходимо было присоединить к прежним завоеваниям на берегах Балтийского моря еще некоторые важные пункты. Мы выше видели, как часто в первое время существования Петербурга этому месту грозила опасность со стороны шведов. Во все время продолжения войны в Польше и Малороссии не прекращалась борьба на севере. По временам царь спешил сюда для защиты Петербурга, для участия в военных действиях в Финляндии.

В 1706 году Петр, как мы видели, сделал попытку овладеть Выборгом. Однако бомбардирование города не имело успеха. Несмотря на храбрость русских, и с моря