кашпо, торшеры, расставленная в тесном пространстве мебель. Нужно искусно огибать все эти вещи, лавировать между ними, стараясь не зацепить и не уронить. Потому что они расположились не только внутри шкафов, но и на всевозможных поверхностях. На столиках, столах, тумбах и буфетах стоят фоторамки разных форм и размеров со вставленными в них старыми фотографиями неизвестных людей. Тут же – церковные и бытовые подсвечники, завораживающие своей красотой и стилем настольные зеркала и вазы, статуэтки, шкатулки из серебра и фарфора, посуда и блюда, фарфоровые кофейные сервизы и отдельные чашки. Многие из этих предметов старше нас, а часто и наших родителей. Такие вещи невольно вызывают почтение и трепет, поскольку интуитивно, не располагая знанием об атрибуции и стоимости предмета, понимаешь, что имеешь дело с раритетом. Прибавьте к этому недостаточное освещение, пыльный воздух, а часто и запах сырости – и перед вами типичный облик интерьеров небольших антикварных лавок.

* * *

Довольные жизнью хозяйские собаки в антикварных магазинах тоже не редкость. Они тихо лежат в ногах хозяина или в укромных уголках на своих подстилках, но встречают посетителей магазина по-разному. Крупные собаки – доберманы и овчарки, как правило, следят за вошедшими на их территорию людьми, не поднимая головы, сопровождая только взглядом. Когда вы медленно, как по музейной экспозиции, передвигаетесь по магазинчику, в охотничьем азарте легко не заметить такого охранника. Поэтому, неожиданно наткнувшись на него, вы можете почувствовать себя неуютно, как в клетке хищника. Мелкие же собачки семенят навстречу посетителю, виляя хвостом. Изредка можно услышать радостное и звонкое «тяв-тяв», на что незамедлительно реагирует хозяин, ведь собаки, особенно в Германии, должны быть воспитанны и не шуметь.

(Давайте еще на минутку остановимся на собачьей теме, прежде чем вернуться в антикварные лавочки. По дороге на один из мюнхенских блошиных рынков мы каждый раз проезжали большое одноэтажное здание с огороженным и круглогодично зеленым полем. Вывеска на доме большими буквами поясняла, что тут находится «Собачья школа». Мне отношение к собакам в Германии особо понятно и приятно. Ведь я всегда их любила. И тех, что жили в семье и были лучшими друзьями, когда родители уходили на работу. И тех, что бегали на улице и услужливо поедали мои обеды, тем самым спасая от маминого недовольства по острому вопросу питания.)

Но вернемся к антикварным магазинам. Шкафы и витрины с особо дорогими предметами, как правило, стоят ближе к месту, где в кресле сидит хозяин, неторопливо читая свежую прессу или работая с бумагами. Видно, что ему уютно, как дома. Сюда же, чтобы неторопливо обсудить дела или поболтать ни о чем за чашкой кофе, приходят постоянные клиенты, друзья и знакомые. Иногда хозяин отвлекается от дел или беседы, чтобы проконсультировать зашедшего посетителя о заинтересовавшем предмете. Гостю разрешается взять его в руки, чтобы познакомиться с вещью поближе.

Владельцы антикварных магазинов часто занимаются необходимой рутинной работой: перебирают и сортируют предметы, ведут бухгалтерию, прибираются в помещении. Поэтому бывает неловко отрывать их от важных дел, чтобы узнать историю и цену понравившейся штуковины. Особенно если для этого нужно открывать шкаф или витрину. Поначалу, во всяком случае, мы чувствовали себя в магазинах антиквариата новичками-чужаками и робели от столкновения с этим загадочным миром.

* * *

В январе – феврале 2013 года Игорь в очередной раз работал по гранту в Тюбингенском университете, одном из старейших в Германии (основан в 1477 году). Игорь давно и хорошо ориентируется в Тюбингене и с радостью экскурсовода-волшебника, знающего особые загадки и секреты за каждым поворотом, показывал мне старинный университетский город. Мы быстро обжили исторический центр, где у нас появились любимые маршруты для прогулок.

Вспоминаются узкие зеленые улочки тихого и уютного жилого района Тюбингена, где среди старых домов малоэтажной застройки мы начинали спуск с горы, на которой стояло наше временное пристанище, очень похожее на большую деревянную дачу. Помню интенсивную зелень оформленных кустов под тяжелым мокрым снегом, празднично, словно для детей, украшенные двери, окна и пространства вокруг домов. Перед домом в конце короткой улочки возвышался кованый забор, украшенный металлическими белками, дятлом и совами.

– Привет, две белки, дятел и четыре совы! – здоровались мы с ними и поворачивали вниз по склону. Радость прибывала, настроение повышалось, счастье прыгало внутри, этот ритуал маркировал начало приключения: мы отправлялись в новое путешествие по сказочному Тюбингену.

Все в старом городе было мало похоже на реальность. Кривые, сглаженные веками, словно зализанные булыжники покрывают неровные площади и узкие, извилистые улицы. Трудно поверить, что вокруг течет обыденная жизнь и улыбающиеся служащие, которые выходят на перерыв в ближайшее кафе, живут и работают в этом сказочном мире. Аутентичные предметы из интерьеров старого города, из домашних хозяйств его обитателей находятся в ближайших антикварных лавках и сгущают атмосферу загадочного прошлого.

Центром притяжения наших прогулок стала кривая, наклонная Рыночная площадь, на которую, как горные ручьи в заводь, с одной стороны сбегают от замка Хоентюбинген узенькие улочки, а с другой стороны – вытекают и стремятся вниз другие. Сюда меня манила расписная, как старинный комод, ратуша эпохи Ренессанса, плотно окруженная красивыми домиками. Я не могла противостоять ей и всякий раз, попадая на одну из узких улочек, ведущих к площади, с едва сдерживаемым ликованием спешила к ратуше и пыталась разглядеть и запомнить в деталях именно ее. Она казалась мне сказочным дворцом, заселенным принцессами и эльфами. Я бы не удивилась, если бы мне сказали, что здание служит не муниципально-бюрократической рутине, а чудесам, которые прямо сейчас творятся в разных его частях.

Поднявшись налево от ратуши по тесной крутой улочке, мы оказывались среди нескольких небольших антикварных магазинов. Они работали по особому, довольно «ленивому» графику, только в определенные дни и часы. За дверным стеклом виднелась обязательная табличка с телефоном и именем владельца: если что-то в витрине привлекло ваше внимание, можно было по телефонной договоренности встретиться, посмотреть и купить понравившуюся вещь.

Так складывалось, что мы в эти антикварные магазины не попадали и не расстраивались по этому поводу. Вероятно, наполнение витрин нас не очень-то впечатляло. Пока не произошла история, которая составляет своего рода зачин этой главы.

* * *

Накануне моего отъезда домой мы зашли в открытый на сей раз антикварный магазинчик. Мы медленно пробирались среди интерьерной пестроты, изучая каждый цепляющий глаз предмет с ясным или неясным временем происхождения и назначением. В стеклянной витрине были разложены украшения. Трудно было даже вообразить, что среди странных на вид, совсем тусклых или сияющих камнями украшений лежит кольцо, подаренное на помолвку девушке, правнуки которой сегодня если и живы, то пребывают в почтенном возрасте. Рядом может оказаться брошь, созданная неизвестным ювелиром в конце XVIII века. Тут же серьги словно из музейных каталогов, гранатовые браслеты и колье, женские золотые часики на цепочке с разноцветными эмалями, черепаховые гребни, геммы из кораллов и ракушек. Поражает эта красота и сейчас, но тогда она меня просто завораживала.

И вот на уровне глаз в витрине я вижу почтовую карточку-открытку, к которой приколото штук шесть совсем маленьких брошек. Под ними мелким красивым почерком что-то написано. Одна из брошек была, по моему мнению, особенно хороша, и мы попросили посмотреть ее поближе (см. ил. 71, вкладка). Продавец, пожилой хозяин магазина, открыл ключом витрину, достал карточку с брошками, внимательно окинул ее взглядом, как бы пересчитывая прикрепленные к ней предметы, отдал мне и перекинулся несколькими фразами с Игорем.

Обретенное знание заставило меня усомниться в том, что все присутствующие поняли друг друга. Мне было сообщено, что брошки так малы, потому что они кукольные. Миниатюрное золотое ювелирное изделие с недозрелым гранатом-альмандином розоватого оттенка, которое казалось мне идеальным украшением на воротничок шелковой блузки, когда-то предназначалось кукле! Возраст брошки превышал сотню лет. Надпись на открытке подтверждала информацию от торговца, которая удивила и Игоря: «Кукольные броши. Большая редкость!»

В детстве у меня был звериный отряд любимых мягких игрушек, и кукол я не любила. И теперь смутные мысли и ощущения тревожили меня. Голова подозрительно медленно трезвела и пыталась осмыслить и организовать услышанное и увиденное. Я мысленно прикалывала к ситцевым, вельветовым или бархатным платьям советских кукол эту брошь