Шрифт:
Закладка:
Вместе с тем московские летописи отмечают недовольство москвичей правлением Шемяки: «…все люди негодоваху о княжении его и на самого мысляху, хотяше великого князя Василья на своем государьстве видети» [ПСРЛ, XXV: 266] (см. также: [ПСРЛ, т. XVIII: 199; т. XXVI: 202]). Л. В. Черепнин видел в этих свидетельствах «явное смещение исторической перспективы» [Черепнин 1960: 796]. Ю. Г. Алексеев писал на основании последнего летописного текста: «Неумолимая, невидимая, но грозная сила – мнение народное – все больше противилось Шемяке. И как могло быть иначе? Чужой Москве углицкий князь, беглец из-под Белева, нарушивший слово, равнодушный к Руси, фактический изменник под Суздалем, запятнавший себя злодейской расправой над пленником, – чем он мог импонировать столице» [Алексеев 1991: 35]. Однако, судя по тому, каким образом Дмитрий Юрьевич занял Москву и был встречен большинством ее населения, «мнение народное» не всегда было настроено против него. Оценка Шемяки в качестве великого князя не могла быть изначально отрицательной. Угличский князь занимал московский престол с февраля по ноябрь 1446 г., в течение этого периода взгляды на его правление могли измениться в худшую сторону.
Княжение Шемяки стало новым периодом экономического упадка в жизни города. Он был вынужден дважды понижать вес выпускаемой им монеты [Мец 1974: 58–62]. Нумизматический материал ставит сложный вопрос о проблеме двоевластия в середине XV в. Среди исследователей нет единства в определении времени чеканки двуименной монеты Василия Васильевича и Дмитрия Юрьевича. А. В. Орешников, Н. Д. Мец и Г. Алеф считали, что такой выпуск был налажен после того, как Шемяка завладел Москвой, а Василию II отдал в удел Вологду [Орешников 1896: 137; Мец 1974: 35; Alef 1959: 12]. Я. С. Лурье полагал, что монеты относились к более раннему времени, возможно, к 1437 г. [Лурье 1976: 87]. Последнее мнение было отвергнуто А. А. Зиминым [Зимин 1991: 237].
Несмотря на предательство Ивана Старкова, есть основания думать, что часть коломенских вотчинников осталась на стороне великого князя в неспокойной ситуации 1446 г. Это дважды могло привести к скорому провалу выступления Шемяки. А. Б. Мазуров предположил, что некий Бунко, попытавшийся предупредить о заговоре великого князя, находившегося уже в Троицком монастыре, был коломенским вотчинником [Мазуров 2001: 150–151]. Также побег в Коломну Федора Басёнка, не пожелавшего служить Шемяке, чуть было не обернулся повторением ситуации 1433 г. Видимо, воевода Василия II попытался и в 1446 г. сделать Коломну оплотом сторонников великого князя: «…беже къ Коломне и тамо лежалъ по своим приателемъ, и многихъ людеи подговоривъ съ собою» [Музейный летописец: л. 228 об.] (см. также: [ПСРЛ, т. XVIII: 199; т. XXV: 266; т. XXVI: 202–203]). В итоге своих действий он «мало града не взя» [ПСРЛ., т. XXIII: 153]. А. Б. Мазуров так объяснял этот успех: «Басёнок направился не собственно в Коломну, а в уезд, где располагались вотчины старомосковского боярства, села дворян и служилых людей великого князя. У последних не было выбора. Смена великого князя ударяла по их интересам и ставила под сомнение их традиционную ему службу» [Мазуров 2001: 152].
Дальнейшее развитие политических событий не позволило Шемяке оставаться в Москве. С Вологды двигались силы Василия II. Весь Рождественский пост (15 ноября – 25 декабря 1446 г.) Дмитрий Юрьевич и Иван Андреевич простояли в Волоколамске, стараясь предупредить соединение с Василием II отряда Василия Ярославича Серпуховского. Людские ресурсы мятежных князей таяли, многие бежали от них в Тверь: «И побегоша отъ нихъ вси люди во Тверь к великому князю, развие остались у ихъ людие, галичане и можаичи» [ПСРЛ, т. XXIII: 154].
В конце декабря, воспользовавшись благоприятной ситуацией, отряд великого князя во главе с М. Б. Плещеевым и тверская рать Льва Измайлова «изгоном» взяли Москву. «Но той же зимы по малых же днехъ послалъ князь великий Борис воеводу своего Льва, а князь великий Василей своего воеводу Плещеева к Москве. И толь бо дивно: с града изгониша в мале 90 или в 100 человекъ, и наместника изымаша и град заседоша» [ПЛДР, вып. 5: 320] (см. также: [ПСРЛ, т. XXV: 268; т. XXVI: 206; т. XXVII: 113–114]).
П. А. Раппопорт ссылался на этот эпизод как на «характерный пример» «изъезда» («изгона») во взятии города [Раппопорт 1961: 159]. В плен был взят наместник можайского князя Василий Чешиха, а наместнику Шемяки Федору Галицкому удалось уйти. Остерегаясь нападения противника, город стали готовить к обороне. Л. В. Черепнин справедливо отмечал: «Так быстро захватить Москву великокняжескому отряду удалось, по-видимому, только потому, что ее население было на данном этапе весьма враждебно настроено по отношению к Дмитрию Шемяке» [Черепнин 1960: 804]. Шемяка и Можайский были вынуждены спасаться бегством, переход Москвы к сторонникам великого князя стал новым этапом в ходе усобицы Василия II и Дмитрия Шемяки.
Захватив Москву, Василий II расправился с двором бывших правителей: «…а прочих детей боярских, княж Дмитриевых и княж Ивановых Можаского, со многою силою имающе, и грабяху и коваху» [Музейный летописец: л. 231] (см. также: [ПСРЛ, т. XXXIII: 109]). Это говорит о том, что в Москве углицкий и можайский князья были окружены своими сторонниками, служилыми людьми и, по-видимому, сумели создать свой аппарат управления. Возможно, что это были дети боярские московского происхождения.
Но даже после изгнания Дмитрий Шемяка сохранял свои связи с Москвой. Так, в декабре 1447 г. русское духовенство в послании Дмитрию Шемяке обвиняло его: «И ты, господине, шлешь къ своему тиуну къ Ватазину свои грамоты, а велишь ему отзывать оть своего брата старейшего от великого князя людей, а велишь звати людей к собе» [АИ: 81 (№ 40)].
С. Б. Веселовский писал: «У нас нет никаких оснований предполагать, что князь Юрий Дмитриевич и его сын Дмитрий Шемяка были принципиальными сторонниками удельного строя и стали бы поддерживать раздробленность Руси, если бы им удалось утвердиться на великокняжеском столе. С другой стороны, следует напомнить, что московские великие князья тоже не были принципиальными противниками уделов» [Веселовский 1969: 468]. По его мнению, «какие-то силы работали в пользу объединения Руси и относились враждебно к уделам и удельным князьям. Одной из таких сил было великокняжеское боярство, верхний слой землевладельческого класса» [Веселовский 1969: 468].
В современной историографии мнение о поддержке боярством московского князя было пересмотрено. Ю. Г. Алексеев отмечал, что в победе Василия II, прежде всего, сыграло роль «превосходство военно-политической организации великокняжеской власти» [Алексеев 1998: 79].
