Шрифт:
Закладка:
Снаружи маленькая эсэсовка из прошлого четверга — "Короткая сила", как называет ее Джордж, — держит мужчину голым задом на лошади и демонстрирует охотничий хлыст, поглаживая, а затем хлеща по внутренней стороне обоих бедер так высоко, как только возможно, не задевая член или мошонку по ошибке. Она так хороша, что каждый удар толкает его на колени, и ей приходится снова ставить его на место.
Сэр Джордж прибыл со своей бывшей подружкой — бывшей проституткой и бывшей наркоманкой из Бруклина, — которая уже под кайфом и навеселе, и продолжает распадаться на части. Ей срочно нужна "отвертка", и она посылает Джорджа в магазин за водкой. Через несколько минут она начинает сильно шататься. Весь вечер я вижу, как она прорубает себе путь сквозь толпу, или слышу, как она кричит, что хочет выбраться из этого заведения, хочет пойти туда, где можно потанцевать, всегда двигаясь со скоростью чуть ниже бега и балансируя чуть выше падения. Джордж просто приносит ей водку и позволяет ей беситься. Она неизбежно падает на пол несколько раз, и я обращаю на это внимание Джорджа.
— С ней все в порядке, — говорит он. — Что я могу вам сказать? Она — моя первая девушка.
— А, из старых времен, — говорю я.
Он смотрит на меня странным пустым взглядом.
— С времен полуторагодичной давности, — говорит он.
Я выбрасываю это из головы.
— Она красотка, — говорю я.
И это правда.
Внизу, на полу, лошадь снова занята, на этот раз парой трансвеститов, которые позируют и мило играют с палкой для наказаний. Толпа не покупается и начинает расходиться, скучая. Как раз когда я собираюсь присоединиться к ним, девушка выходит вперед и останавливает меня. Сказать, что она красива, — все равно что сказать, что Джерри Ли Льюис играет на пианино. Но именно охотничий нож в ее руке привлекает внимание.
— Эта штука настоящая? — спрашивает кто-то позади меня.
Но трансвеститы не волнуются. Может, они глупы, а может, знают ее. Во всяком случае, они смеются, пока она гладит лезвием их шеи и бедра и заглядывает под юбки. Толпа снова вливается в зал, широко раскрыв глаза. Отбросив возможность резни, я присматриваюсь к ней внимательнее. Черное платье прямого покроя, облегающее, без рукавов, черная шляпка-таблетка с тонкой черной вуалью до переносицы, тонкий нос, идеальный нос, а над ним темные глаза, в которых сверкают молнии, под ними рот, воспитанный в благородстве и питающийся кровью росомах. Черное платье не под стать подтянутому телу. Совершенно сногсшибательно. Она поднимает нож.
— Лезвия нет, — говорит она кому-то в толпе. — Только острие. Довольно острое.
Пусть будет так. Я подхожу к ней.
— Кто ты? — спрашиваю я и беру ее за руку.
Ощущения приятные. Она поворачивается, чтобы с кем-то поговорить.
— Кто ты, блядь, такая? — снова говорю я и, вероятно, слишком бурно, потому что, не отрываясь от разговора и не убирая руку, она втыкает нож мне в живот и держит его там.
Он острый, все в порядке. Если я вздохну, мне придется дорого за это заплатить или уйти.
Я понял, то она не хочет со мной разговаривать. Я отхожу.
В пещеры.
Где Дениз выкручивает член и яйца какого-то парня, пока все это не начинает лопаться. Когда она их отпускает, то говорит, что ей кажется, что у нее на руках кровь, но слишком темно, чтобы что-то разглядеть.
Снова на улицу.
Где старая подружка Джорджа наконец-то нашла какое-то тело, готовое танцевать. Потом в сортир, чтобы быстро поссать. Ошибка, что не закрыл за собой дверь. Кто-то, спотыкаясь, входит внутрь.
— Позже, придурок, — говорю я ему.
Теперь я довольно хорошо разбираюсь в делах.
Марго улыбается мне с другого конца комнаты. Я прокладываю к ней путь. Как только я подхожу, она отходит.
— Я не могу подойти к тебе слишком близко, — говорит она.
Она потрясающе выглядит в белой шелковой блузке.
— Почему, черт возьми?
— Послушай, — говорит она, — ты слишком напряжен. Тебе действительно стоит расслабиться, — oна обнимает меня за плечи и улыбается. — Я бы хотела надеть на тебя лифчик и трусики. Это бы тебя раскрепостило, я уверена.
— Ты всегда одеваешь своих мужчин в лифчик и трусики?
— Да.
Судя по ее глазам, я ей верю. В ее глазах аллигатор, глотающий лосося.
— Ну, лично я выгляжу лучше всего, когда я голый и потный.
— Э, нет, — говорит она. — Я выступаю со своим голым и потным номером раз в году.
— Ну, так попробуй выступить с ним два раза в год.
— Блин, — говорит она, — да у тебя явно дряблое тело, ты паршивый любовник, да и писатель никудышный.
— Ты ничего не оставляешь без внимания, да?
— Совершенно верно.
— Послушай, Марго. Я хочу как-нибудь покувыркаться с тобой. Будет весело. У меня в планах потрясающий уик-энд.
— Но меня не это привлекает, — говорит она. — А вот это.
Она берет мой сосок между отполированными ногтями, крутит и сжимает так сильно, как только может. Все в порядке. Я выдержу. Я перехожу к ее попке, но джинсы слишком узкие, чтобы ухватиться за нее основательно, поэтому я переключаюсь на грудь и вдавливаю большой эрегированный сосок в грудь, пока она не вздрагивает и широко раскрывает глаза. Она замирает и переводит дыхание. Я прижимаюсь губами к ее губам, и поцелуй получается крепким и жестким.
— Сколько раз, — шепчу я, — ты трахалась с прекрасным писателем с потрясающим телом, который запросто может довести тебя до оргазма?
Она смеется.
— Господи, ну ладно, — говорит она. — Я согласна с тобой покувыркаться. Но это тебе дорого обойдется.
— Тебе нужны деньги? От меня?
Как будто мы старые школьные приятели. Но, конечно же, они ей нужны. Я спрашиваю ее, сколько.
— Я бы хотела получить сто долларов.
— А за сколько согласишься?
— За пятьдесят. Специальная писательская цена.
Я снова целую ее.
— Я подумаю, — говорю я.
На этот раз мне приятно уходить. Она настоящая женщина. Но я не дал бы ей и пятидесяти, даже если бы они прилетели с Галапагосских островов.
Внизу, на полу, наконец-то дошло до самого причудливого.
Там идет боксерский поединок.
Хорошенькая маленькая испанка, которой не больше двадцати, дубасит рыжеволосого бородатого парня в спортивных трусах. У него на зубах капа, и она ему необходима, потому что за каждый удар по ее телу он получает три удара в челюсть. Перчатки выглядят огромными и нелепыми на крошечных руках девушки, но она с лихвой компенсирует недостаток веса, бьет его изо всех сил,