Шрифт:
Закладка:
Во время этой сессии не обошлось и без приключений, связанных с записью барабанных партий. Как известно, на протяжении всей истории группы на ударной установке в «Облачном крае» играли все кому не лень. На архангельских альбомах это был Рауткин, на «Ублюжьей доле» — Губерман, на следующем после «Стремя и люди» альбоме «Свободы захотели?» — Юрий Кораблев, а на немногочисленных концертах в конце 1980-х — вокалист архангельской группы «Аутодафе» Дима Леонтьев.
Пока шла запись альбома «Стремя и люди», барабанщика в группе в очередной раз не было. Богаев, уже привыкший к превратностям судьбы, сцепив зубы, работал под ритмическое сопровождение метронома, записанного на один из треков восьмиканального магнитофона. Когда отступать было уже некуда и настала очередь записывать партии ударных, он отбросил ложную скромность и начал играть на ударных сам. То, что барабаны записываются последними, Богаева совершенно не смущало. В итоге он настолько уверенно отыграл в нескольких композициях, что оказавшийся на следующий день в студии Евгений Губерман буквально онемел от удивления.
«Я просто не мог найти слов, — восторженно говорит он, будучи не в силах скрыть свое восхищение техникой Богаева. — В композиции «От мозгов к мозгам» Сергей отыграл сложнейшие партии так, что не сразу можно было понять, насколько это гениально исполнено. Он нехотя надевал наушники, садился за установку и играл просто безукоризненно».
Любопытно, что ни в одном из своих редких интервью Богаев не сознался в том, что в нескольких композициях на альбоме «Стремя и люди» он сам сыграл на ударных. В остальных же песнях барабанные партии исполнил Губерман — со словами, что лучшей музыки он в жизни не играл.
...Большая часть этой сессии происходила по ночам — в одной компании с «Алисой», записывавшей свой дебютный альбом «Энергия».
«Тропилло выключал свет, сдавал под сигнализацию весь этаж, потому что рядом была оружейная комната с мелкокалиберными винтовками, — вспоминает Богаев. — Мы пишем альбом, но не дай бог кому-то тронуть стену, дверь или подоконник. Потому что тут же все зазвенит — приедут, всех повяжут и уже ничего не докажешь. Но в общем обошлось. Тогда же мы и познакомились с Кинчевым: мы спим на полу на матрасах, «Алиса» пишется, потом они срубаются, мы встаем и пишемся. Так и шло по очереди».
Когда альбом наконец-то был записан и начал распространяться, наибольшим успехом стали пользоваться два утяжеленных боевика — «Костя Перестукин» (сатирический собирательный образ совкового стукача-маньяка) и «Грустная история» о неразделенной любви комсомольского активиста к девушке легкого поведения. Не меньшего внимания заслуживали два финальных симфонических произведения, весьма органично решенные при помощи изобразительных средств тяжелого рока. В первую очередь это «Стремя и люди», повествующее о судьбе каравана, движущегося по пустыне к абстрактной светлой цели, а также «Мать порядка» — масштабная историческая зарисовка, посвященная Петербургу времен первой русской революции. Обе композиции музыкально были решены в духе «Хованщины» Мусоргского и «Героической» симфонии Шостаковича — с темными, захватывающими воображение риффами и виртуозными гитарными проигрышами Богаева, стилизованными под Блэкмора, Вагнера и Бетховена одновременно.
Единственной проблемой в финальной стадии работы оказалась ритмическая несовместимость текстов, предназначенных для этих двух композиций. Недолго думая, кто-то из музыкантов предложил поменять их местами, и все удачно срослось: текст «Стремя и люди» идеально лег на мелодию «Матери порядка» и соответственно наоборот.
Вспоминая о студийной работе над этим альбомом, Тропилло выделяет сверхудачное микширование, выполненное в финале композиции «Мать порядка».
«Там такая лавина звуков, которая все сносит на своем пути, — говорит он. — Это настоящее искусство, за которое не будет стыдно и через сотню лет. Здесь ничего не соврано. Здесь все находится на своем месте».
«Стремя и люди» действительно стал вершиной в многосерийной студийной эпопее «Облачного края». Казалось, что квартет Богаев-Рауткин-Губерман-Лысковский играет самый сокрушительный хард-рок в своей жизни, от которого сгорает все вокруг. Здесь идеально соединились громадный энергетический потенциал музыкантов и хард-интеллектуальное сумасшествие аранжировок, виртуозность исполнения и усложненные образы в текстах, местами замаскированные при помощи символов и метафор: кометы, галактики, обсерватории, звезды, космические монстры.
После выхода альбомов «Ублюжья доля» и «Стремя и люди» «Облачный край» заслуженно становится одной из главных кассетных легенд страны — в одном ряду с «ДК», Юрием Морозовым, «Братьями по разуму». Неистребимое желание многочисленных поклонников увидеть группу живьем реализовалось лишь в 1987 году, когда Богаев сотоварищи дали серию эффектных концертов на фестивалях в Архангельске (приз зрительских симпатий), Ленинграде и Москве. Пожалуй, именно этот год стал пиком в истории «Облачного края» — не в последнюю очередь благодаря визуально выигрышному выступлению группы в Подольске. Задиристо вопящий Рауткин размахивал над головой тяжелой микрофонной стойкой, а в финале мрачный Богаев, порвав на гитаре две струны, на глазах у трех тысяч зрителей начал крушить ее на куски.
...Через несколько месяцев чиновники от культуры свинтили выступление «Облачного края» на всесоюзном фестивале «Рок-панорама-87», а спустя год группа и вовсе прекратила давать концерты — несмотря на многочисленные коммерческие предложения. В самом начале 1990-х «Облачный край» выпустил на «Мелодии» не очень удачную пластинку «Свободы захотели?» и ныне существует чисто теоретически в пределах треугольника Архангельск — Украина — Санкт-Петербург, так и оставшись в народной памяти одним из героев Подольского фестиваля и одним из самых загадочных и недооцененных представителей магнитофонной культуры 1980-х годов.
Наутилус Помпилиус. Невидимка (1985)
часть I. Как я стал невидимкой
Она есть
Превращение
Маленький подвиг
Свидание
Никто мне не поверит
Алчи, Алчи
часть II. Я невидимка
Буги с косой
Идиллия
Мифическая столовая
В который раз я вижу R’N’R
Князь тишины
Последнее письмо (Гудбай, Америка)
Кто я?
Рождение «Невидимки», как это часто бывает в искусстве, произошло не благодаря обстоятельствам, а вопреки им. Пауза, возникшая в творчестве «Наутилуса» после записи предыдущего альбома «Переезд», объяснялась новыми жизненными реалиями, с которыми столкнулись Бутусов и Умецкий после окончания Архитектурного института. В процессе распределения судьба забросила их в проектные институты с труднопроизносимыми названиями и восьмичасовым рабочим днем. Полугода творческого безделья на захудалых социалистических предприятиях оказалось вполне достаточно, чтобы превратить художников и аристократов духа в заурядных советских инженеров. Возможностей репетировать ни у Славы, ни у Димы не было, и в итоге у обоих на фоне затянувшегося нервного стресса началась нешуточная депрессия. Инфантильно-мрачноватый Бутусов и полусонно-красивый Умецкий с поразительным упрямством стали искать утешение и истину в вине.
Свердловские рок-деятели любят
