Шпак удивился: хозяйка далеко не молодая, неужели была на фронте? Он задал ей свой вопрос.

— Не о себе я... — Она отчего-то покраснела. — Мужа моего Гаврилу ранило. Лежит он в Саратове в госпитале. Я к нему ездила, хотела забрать, но врачи отказали, говорят, ему ещё надо лечиться.

— А куда ранило вашего мужа? — спросил Шпак.

— Сразу в обе ноги, — промолвила хозяйка, и по тону её голоса старшина понял, что хотя прошло немало времени с тех пор, как мужа ранило, она всё ещё переживает это. — Левую ногу Гавриле почти вылечили, а вот правую отрезали: начала развиваться гангрена. Он ещё молодчина, мой Гаврила, — усмехнулась хозяйка. — Раненный, он почти сутки лежал в окопе, пока его не нашли санитары, и остался живой. Теперь вот ходит на костылях. — Она спохватилась. — Что-то я заболталась, вы уж извините. Пойдёмте со мной, я вас провожу.

Они вошли в комнату, где располагалась хозяйка. Она кивнула на дверь, что чернела у окна.

— Там она живёт, только тихо постучите: малыш, наверно, спит и вы можете его разбудить. А я пойду в сарай, дам курам зерна и выпущу их в огород.

Шпак постучал и сразу услышал тихий голос:

— Входите!

Он слегка толкнул дверь плечом и вошёл в комнату. На диване лежала молодая женщина. Она сразу поднялась, поправила каштановые волосы. У неё были чёрные, как ночь, глаза и тонкие брови.

— Извините, я думала, что стучала в дверь соседка, и потому не встала, — сказала она и отчего-то покраснела. — Проходите, пожалуйста, и садитесь. А вы случайно адресом не ошиблись?

— Нет, не ошибся, Галя — так, кажется, вас зовут?

Она удивлённо вскинула брови.

— Откуда вы знаете моё имя?

— Ваш муж Кольцов Пётр — мой боевой командир, — сообщил Шпак, заметно волнуясь. У него резко дёрнулись брови и тут же замерли. — Сначала мы вместе с ним воевали под Москвой, потом нас, артиллеристов, перебросили оборонять Сталинград, а сейчас сражаемся на Курской дуге.

— Вас не Васей ли зовут? — спросила Галя.

— Василием Ивановичем. А что?

— Я знаю вас, — улыбнулась Галя. — Муж писал мне, что есть у него в боевом расчёте боевой и преданный друг Вася. Это, значит, вы?

Старшина смутился и покраснел.

— Вот уж не ожидал, что Кольцов написал вам обо мне. — Он вздохнул. — Пётр был у нас командиром батареи, и в боях мы из своих пушек громили немецкие танки.

— Наверно, это очень опасное дело?

— Если страх в бою тебя одолел, стало быть, опасно, а если ты задушил его в себе, то герой, — объяснил Шпак. — Пётр Кольцов как раз и был таким героем. Я помню, как под Сталинградом на нашу батарею прорвались вражеские танки, а тут как назло кончились снаряды. Что делать? Тогда Кольцов дал нам команду бить по танкам бутылками с зажигательной смесью. И ни один немецкий танк не прошёл через нашу батарею. Мы в то время подожгли 19 танков. За героизм командующий фронтом присвоил Петру воинское звание «капитан» досрочно. — Шпак передохнул. Он видел, с каким интересом Галя слушает его, она вся напряжена, кажется, даже не дышит. — Да, хлебнули мы с Петькой Кольцовым горячего дымка. Позже в бою меня ранило, я лежал в лазарете пару недель и вернулся к своему орудию. А вот Кольцову не повезло...

— Как он погиб, вы знаете? — спросила Галя, то и дело поглядывая на люльку, в которой спал малыш.

Шпак рассказал ей, как всё случилось. Артиллеристы устанавливали свои орудия на боевом рубеже. Налетели вражеские самолёты и стали бомбить огневую позицию. Осколок от разрыва бомбы ранил Кольцова в тот момент, когда он прыгал в окоп, где укрылся боевой расчёт.

— Он лежал у бруствера на спине, — продолжал Шпак, — и мне казалось, что он смотрел на ласточек, с криком и писком носившихся над нашими окопами. Пётр был без сознания. Я оказал ему первую помощь, перевязал рану, а потом вызвал санитаров, и они унесли его на носилках.

— Куда его ранило? — спросила Галя. Она очень переживала и хотела знать все подробности ранения мужа.

— Врачи осмотрели его в санбате, по их мнению, осколок от бомбы задел одно лёгкое. Но операцию делать не стали, а решили отвезти в госпиталь, где хирурги более опытные. И вскоре в госпиталь ушла машина с ранеными, там был и капитан Кольцов Я провожал его. На прощание он подарил мне свой бинокль. — Шпак вынул его из футляра. — Вот эта штука! Вещь очень дорогая, и я поначалу отказывался брать его. А он своё: «Бери, не то рассержусь! Ты же, — говорит, — мне преданный друг. А когда вернусь из госпиталя, возвратишь его мне!» С таким уговором я согласился. Ну а теперь Кольцова нет, и я отдаю бинокль вам, Галя. В память о муже. У вас растёт малыш, и он будет гордиться отцовским подарком.

— Бинокль я возьму, — возбуждённо сказала Галина. — Пожалуй, это самое ценное, что осталось в семье от мужа...

Шпак увидел, как из её глаз выкатились слёзы и застыли у подбородка.

— Только не надо слёз, я вас очень прошу, Галя, — промолвил Шпак. Он достал из кармана чистый платок и вытер слёзы с её лица. Потом положил бинокль на стол и неторопливо развязал свой вещевой мешок. — Я привёз вам всё, что оставил на батарее Кольцов. Вот новая гимнастёрка, разные фотокарточки, письма, которые вы ему присылали, есть и фото, где вы вместе с ним сняты. А вот это, — старшина вынул пакет, завёрнутый в бумагу, — деньги. Тут его зарплата за два месяца, а также тысяча рублей за два уничтоженных немецких танка — по 500 рублей за каждый танк. Так что берите деньги, они хоть и небольшие, но чуть-чуть вам помогут. Кстати, Кольцов говорил мне, что вы работаете школьным учителем — это так?

— Работала, а сейчас в связи с рождением малыша временно не работаю. — Галя смутилась и отчего-то густо покраснела.

Она призналась