не могли заниматься делами более продолжительное время. Вскоре после этого Эдуард III удалился в свои личные апартаменты в Вестминстерском дворце, а принц — в поместье Кеннингтон. В разворачивающемся кризисе они фигурировали как отдаленные фигуры, которых информировали и консультировали в критические моменты, но навсегда убрали со сцены. В их отсутствие защита интересов правительства легла на плечи Джона Гонта. Но Гонт не имел такого же статуса и авторитета, как его отец и старший брат, а его главенствующая роль на мирной конференции слишком тесно связала его с предполагаемым провалом английской политики в отношении Франции. Более того, по своей природе он не был примирителем мнений. Его возвышенное представление о королевской власти было возмущено самонадеянностью рыцарей, и его первым побуждением было попытаться покорить Палату Общин демонстрацией силы. "Я не думаю, что они понимают, насколько я могущественен", — говорит за него враждебно настроенный к Гонту хронист. От проведения этого курса его отговорили его собственные советники. Они указали ему на то, что парламентские рыцари имеют слишком большую поддержку, чтобы их можно было запугать таким образом. Помимо принца и большей части дворянства, у них были важные союзники в Лондоне. Если бы им угрожала опасность, лондонцы, скорее всего, встали бы на их защиту и сам Гонт, его друзья и союзники оказались бы в серьезной опасности.

Двенадцать членов комитета от Палаты Лордов провели совещание с представителями Палаты Общин утром 12 мая. Они согласились с предложениями рыцарей после, по-видимому, очень недолгого обсуждения. Позже в тот же день представители Палаты Общин в сопровождении двенадцати лордов предстали перед Джоном Гонтом и пэрами, чтобы представить ответ Палаты Общин на вступительное заявление правительства. От их имени выступил сэр Питер де Ла Маре. Лорды, сказал он, не могли и представить себе, насколько тяжелым было для общин бремя военных налогов, взимаемых из года в год. Но даже это они перенесли бы с терпением, если бы война шла хорошо. Более того, они могли бы перенести и поражение, если бы их деньги были потрачены с пользой. Но они хотели получить полный отчет о том, куда ушли деньги. С учетом огромных сумм, полученных от выкупов королей Франции и Шотландии и от прошлых субсидий, в Казначействе должны были оставаться огромные не израсходованные суммы, без необходимости дальнейшего налогообложения. Если этого не было, значит, короля обманывали его слуги. Герцог Ланкастер попросил назвать имена. Сэр Питер назвал Латимера, Лайона и Элис Перрерс. Затем он расширил обвинения против них, упорствуя перед лицом постоянных укоров со стороны Джона Гонта, Латимера и других пэров, которые утверждали, что знают факты лучше. Латимер и Лайонс, утверждал сэр Питер, подорвали монополию торговли в Кале, тем самым обеднив купцов королевства и увеличив бремя защиты города для королевской казны. Они отклонили предложение о беспроцентном займе, который предложили купцы Кале при условии, что правительство откажется от продажи лицензий для обхода торговли через Кале. Вместо этого они сами ссудили деньги под непомерно высокий процент. Палата Общин хотела провести полное расследование этой сделки и вызвала двух последних казначеев, оба из которых заседали в Палате Лордов, для дачи показаний по этому вопросу. Далее сэр Питер перешел к вопросу о систематической скупке по дешевке старых королевских долговых обязательств, по которым Латимер и Лайонс добились того, чтобы казначейство погашало их им по номиналу. Эта тема, вероятно, была популярной, поскольку многие из присутствующих потеряли деньги из-за отказа короля от своих долгов. Последнее обвинение сэра Питера было выдвинуто против столь же непопулярной личности — любовницы короля Элис Перрерс. Сэр Питер потребовал прекратить поток подарков Элис и заявил, что для королевства было бы "большим преимуществом, если бы она была удалена из компании короля"[370].

Большую часть следующих двух недель Палата Общин вместе с назначенными лордами работали над подготовкой своего дела против министров короля. Они искали материалы для их дискредитации везде, где только могли найти, не особо заботясь о точности или объективности. Палате Общин уже было известно достаточно много о займе августа 1374 года, поскольку оба олдермена, заседавшие в Парламенте от Лондона, были вовлечены в это дело. Дополнительная информация всплыла 19 мая, когда в Уайт-холле были заслушаны показания обоих олдерменов и Ричарда Скроупа, который в то время был казначеем. Палата Общин "закричала в один голос", когда эти показания подтвердили, что за займом стояли Латимер и Лайонс и что деньги могли поступить из Королевской палаты. Свежие материалы попали в их руки, когда сэр Джон Эннесли, рыцарь из Ноттингемшира, чья супруга унаследовала долю баронства Сен-Совер, публично обвинил его капитана Томаса Каттертона в том, что тот продал крепость французам. Каттертон был и, возможно, все еще оставался сторонником Латимера. Палата Общин увидела возможность расширить расследование, чтобы охватить ответственность Латимера за крах английских позиций во Франции. Парламентарии решили обвинить его в причастности к продаже Сен-Совера. В то же время они начали расследовать дело о обороне Бешереля, который был потерян тремя годами ранее, когда Латимер номинально был его капитаном. Был получен список, очевидно, из архивов Казначейства, в котором были записаны выкупы, собранные в Бешереле во времена Латимера, что послужило основанием для обвинений в вымогательстве и растрате, относящихся к началу 1360-х годов. К этому добавились обвинения в том, что он добился освобождения французских шпионов, пойманных в Англии, что он не обеспечил должного снабжения крепости и не заплатил гарнизону, и даже что он намеренно сорвал морскую экспедицию 1372 года, которая должна была освободить это место. Эти весомые, хотя и бездоказательные обвинения были дополнены множеством мелких обвинений в растратах или злоупотреблении служебным положением против самих Латимера и Лайонса и различных мелких чиновников, которые, как можно было доказать, были как-то связаны с ними. Для сравнения, самое большее, что они могли найти, чтобы бросить Джону Невиллу, другому человеку, связанному с руководством войной в Совете короля, это то, что его свита грабила деревни Хэмпшира в ожидании отправки в Бретань в 1372 году и что он добился полного погашения двух старых королевских долгов, которые он купил по дешевке[371].

24 мая 1376 года на совместном заседании обеих Палат Парламента сэр Питер де Ла Маре официально представил обвинения Палаты Общин лордам. Он призвал к отстранению Латимера, Лайона, Невилла, Каттертона и Элис Перрерс. К ним добавился ряд менее значительных должностных лиц: торговец кожами Адам Бэри, который занимал должность королевского мэра в Кале и, как и Лайонс, конфликтовал с торговцами шерстью; богатый лондонский рыботорговец, приятель Лайонса, который обидел некоторых торговцев шерстью в суде олдерменов; и несколько мелких чиновников, которые внезапно обнаружили, что их мелкие проступки оказались втянуты в более крупные события. Сэр Питер потребовал отставки всех главных советников короля по причине продажности или некомпетентности и удаления Элис