Вскинув брови, которые показались двумя стрекозами, расправившими крылья, она спросила:

— Верблюжонок мой, кто лучше меня знает, что такое любовь?.. Но я всего-навсего лютнистка. Интересно, а есть ли у любви и другие оттенки?

Заливаясь смехом, он сказал:

— Есть, но это, а также всё, что полагается для свидания — одно и то же.

— Не меньше, и не больше?

— Да, не меньше и не больше.

— А может, это то, что называют прелюбодеянием?

— Да, и телом, и духом это так!

Она засмеялась и сказала:

— Ну что ж, договорились… жди там, где ты сидишь каждый вечер в кофейне. Когда я открою окно, вставай и иди в дом.

Он ждал вечер за вечером, вечер за вечером, пока она выезжала вместе с ансамблем на двуколке или выходила вместе с Зубайдой-певицей, направляясь в Хантур. Однажды вечером в доме вообще не показывалось и признака жизни. Но он ждал, пока у него не заболела голова от долгого смотрения на её окно. Уже было глубоко за полночь, лавки закрылись, а дорога опустела. На Аль-Гурийю опустилась тьма ночная. И тут он обнаружил — как это часто случалось с ним на безлюдной дороге в темноте — странное возбуждение — это вероятно, был зов плоти, который лишь ещё больше растревожил его. Всему есть конец, а значит, и его затянувшемуся ожиданию, которому, казалось, конца и края не будет.

Он бросился к её окну, тонувшему во тьме, скрип которого наполнил его новой надеждой, словно шум мотора давал надежду заблудившемуся на полюсе, что догадывается о том, что среди снега и льда на его поиски отправлена машина. Мелькнула полоска света из-под створки окна, затем появился силуэт лютнистки посреди той полоски, и Ясин немедленно поднялся и покинул кофейню, направляясь на ту сторону дороги прямо к дому певицы, и бесшумно постучал в дверь. Дверь открылась, как будто чья-то рука с той стороны сняла задвижку, и он промелькнул внутрь. Но там он сразу же очутился в кромешной тьме, так как она не указала ему путь к лестнице, и продолжал стоять на месте, чтобы не налететь на что-нибудь и не споткнуться, а затем вместе с каким-то тревожным чувством в голове у него возник такой вопрос: интересно, Зануба пригласила его в дом, не сообщив об этом певице?… И позволяет ли та ей собирать в своём доме любовников? Но он напустил на себя безразличие, ибо никакое сдерживающее начало не могло удержать его от приключения, да и наличия любовника в доме, стены которого сами были плотью и кровью порока, отнюдь не могло вызвать последствий, которых стоило опасаться.

Он прервал ход своих мыслей, как только перед глазами у него мелькнул бледный огонёк, шедший откуда-то сверху. Затем огонёк начал раскачиваться и мелькать по стенам, которые постепенно становились всё более отчётливыми, и он наконец, увидел, что находится на расстоянии вытянутой руки от первой ступени на лестнице, что шла справа от него. Он тут же увидел Занубу, которая шла к нему, держа в руках фонарь, и пошёл в её сторону, опьянённый страстью. Он поднимался, нежно опираясь на её руку в знак благодарности, пока она не засмеялась лёгким смехом, внушившим ему, что она ничего не опасается, и хитро спросила:

— И долго ты ждал?

Он тронул свои бакенбарды и жалобно произнёс:

— Пока волосы мои не поседели. Да простит тебя Аллах. — Затем тихо спросил. — А госпожа здесь?

Она в шутку передразнила его интонацию и сказала:

— Да… Она уединилась с одним близким другом…

— А она не рассердится, если узнает, что я здесь в такой час?

Она обернулась и равнодушно пожала плечами и поднялась по лестнице со словами:

— А есть ли более подходящее время для присутствия в доме любовника, вроде тебя?

— Значит, ничего плохого в том, что мы встречаемся в её доме, нет?

Она встряхнула головой сценическим жестом и сказала:

— А может, наоборот, плохо то, что мы не встречаемся здесь?!..

— Да здравствует госпожа…, да здравствует…!

Горделивым тоном она продолжила:

— Я не только музыкантша-лютнистка, но и дочь её сестры, и ей для меня ничего не жалко… Проходи же…

Когда они дошли до коридора, откуда-то изнутри дома до них долетело нежное пение в сопровождении лютни и бубна. Ясин внимательно прислушался, а затем спросил:

— Так это уединение или праздник?

Зануба прошептала ему на ухо:

— И уединение, и праздник. Всё вместе. Любовник госпожи — любитель пения и музыки, и не в состоянии провести хотя бы один час без песен, игры на лютне и бубне, рюмки и веселья… Иди за мной…

Она направилась к двери, открыла её и вошла в комнату, а он — за нею следом. Светильник она поставила на консоль, а затем встала перед зеркалом и кинула на своё лицо изучающий взгляд. Ясин постарался забыть про Зубайду и её весёлого любовника, и вперился ненасытными глазами в её аппетитное тело, впервые представшее его взору уже без всякого покрывала. Он сосредоточенно и внимательно рассматривал её, долго и с наслаждением переводя глаза сверху вниз и снизу вверх. Но не успел он осуществить и одного из десятков своих намерений, которые боролись в его груди, как Зануба, словно продолжая начатый ею рассказ, сказала:

— Этот человек не знает себе равных в любезности и весельях. А уж говорить про его щедрость можно и до завтрашнего дня… Вот какой бывает любовь, не иначе…

От него не скрылось, что она имела в виду, когда говорила про «щедрость» любовника певицы, и хотя с того самого момента, как он отдался во власть новой страсти, на него были наложены непомерные «налоги», и лишь её нежные взгляды, что казались ему просто банальными, докучали ему, и потому, подталкиваемый инстинктом самозащиты, он только и смог, что сказать:

— Ну, может быть, он очень богат!