Шрифт:
Закладка:
– Зачем тебе патроны 45-го калибра? – поинтересовался Стасик.
Шуша показал ему пугач.
– Видишь, из него стрелять нельзя, ствол забит. Я пули выковыряю. Мне только чтоб звук был.
– Сколько патронов? – спросил Стасик.
– Давай семь.
– Обещать не могу, – сказал Стасик. – Дай три дня. Если достану – готовь двадцать рублей.
Итак, одна проблема, возможно, будет решена. Теперь займемся стволом. Он решил просверлить в пробке небольшую дырку, чтобы потом нарезать в ней резьбу, ввинтить болт и за этот болт вытащить пробку. Зажал пистолет в тиски и начал сверлить ручной дрелью. Пробка была, видимо, сделана из какого-то твердого металла, сверло грелось и тупилось, не оставляя почти никакого следа. Вынув пистолет, он обнаружил на стволе царапины – не догадался обмотать ствол хотя бы тряпкой, прежде чем зажимать в тиски. Неважно! Когда он застрелится, испорченный пугач уже не будет никого интересовать.
Он спрятал пугач в ящик стола и решил ждать сигнала от Стасика. Сигнал поступил через три дня.
– Завтра утром принесу. Готовь деньги.
Деньги были готовы. Вечером, накануне визита Стасика, он опять зажал ствол пугача в тиски. Теперь надо было попробовать отпилить кусок ствола вместе с пробкой и маленькой дыркой сверху. Сам ствол, как ни странно, оказался мягче пробки. Он пилил очень медленно, чтобы не слышали родители и Джей. Когда он пропилил примерно на три миллиметра, раздался стук в дверь. Он быстро извлек пугач из тисков, спрятал в ящик и открыл дверь.
– Шушенька, – сказала мать ласково, – к нам на минуту забежали Поспеловы, они были тут рядом в кино. Они просят вернуть пугач.
– Да, да! – быстро сказал Шуша. – Сейчас сложу все в коробку и принесу.
Он быстро замазал царапины и надрез черным фломастером, подаренным теми же Поспеловыми, аккуратно упаковал в картонную коробку с выдавленным на крышке знаком – три переплетающиеся буквы S & W в круге, – перевязал бельевой веревкой двойным морским узлом и выбежал в коридор.
– Ну что, – весело спросил Поспелов, – наигрался?
– Да.
– Ты что такой бледный? – поинтересовалась Поспелова.
– Голова болит, – сказал Шуша дрожащим голосом, – простудился, наверное.
– Выпей аспирин и ложись под одеяло…
Поспеловы, с которыми Шульцы продолжали общаться еще много лет, никогда не заговаривали об изуродованном пугаче. То ли не хотели огорчать родителей, то ли так и не открыли коробку.
– Hello?
– Mister Shults? – женский голос с сильным русским акцентом.
– Да. Но со мной можно по-русски.
Она смеется.
– Так, пожалуй, легче. Я из Москомархитектуры. Хотим вас поздравить, ваш проект занял первое место. Cor… Congratulations!
– Серьезно? Это не розыгрыш?
– Нет, что вы! Официальное письмо вам уже отправлено.
– И что это значит? Будем строить?
– Ну, не сразу, конечно. Но, может быть, и будем. Мэру проект понравился. Он сказал: “Сразу видно, что не иностранец делал”. А пока мы вас приглашаем на торжественную церемонию. Визу, билеты, гостиницу мэрия берет на себя.
У Шуши кружится голова. Он победил Фостера, Бофилла и Либескинда?
Конечно, победа на конкурсе ничего не значит. Таких конкурсов было много. И ничего не построено. И вряд ли будет. Но полететь в Москву? После стольких лет? Как там у Набокова? Что-то вроде “черное пятно в моем сознании размером в одну шестую часть суши”. Я увижу свой дом на Русаковской. Может быть, даже смогу зайти в свою бывшую квартиру.
Женщина из Москомархитектуры продолжает что-то говорить.
– Извините, – перебивает Шуша, – тут очень плохая связь. Я не расслышал.
– Я говорю, что с нами работает одна аспирантка из МАРХИ. Она писала диплом про ваши проекты. Просила меня узнать, может ли она вам написать, – ей нужно передать вам какую-то книгу…
– Да пусть напишет, что за церемонии, я не Фрэнк Гери[71].
Верно, он даже сможет поехать в Баковку? Пойти через лес… но к кому? Никого в живых не осталось. Увидеть старых друзей? Почти все живы, но о чем он может с ними говорить? И откуда эта аспирантка знает его проекты?
Снова звонит телефон.
– Мистер Шульц? Это Джеффри снизу. Вам тут посылка. Спускаться не надо, Боб поднимет ее к вам на тележке, она тяжелая.
Через несколько минут стук в дверь.
– Куда ее ставить? – спрашивает улыбающийся Боб с тележкой, на которой стоит огромная разваливающаяся картонная коробка.
– Прислали по почте? – спрашивает Шуша.
– Вроде нет. Как она попала в вестибюль, ни я, ни Джеффри не заметили.
– Ставь прямо тут, – говорит Шуша. – Я разберусь.
– Yes sir!
Шуша нащупал в кармане доллар и сунул его Бобу.
– Thank you sir! – сказал Боб и вышел.
Шуша принес длинный кухонный нож, сел на пол рядом с коробкой и начал вскрытие. Из коробки донесся слабый запах плесени.
Опять звонит телефон. Загадочный код, 233.
– Hello?
Знакомый, чуть хрипловатый голос:
– Ты помнишь, что у нас с тобой был сын? Что ты скажешь ему, когда вы встретитесь там?
– Рикки?
– Ты же знаешь, что души не умирают, даже души нерожденных младенцев. Что ты скажешь ему?
– Не знаю. А ты?
– Я просила прощения у Бога. Буду просить у сына. За некрещеных младенцев можно ставить свечку. За тебя я тоже молюсь. И за сестру твою, чтобы Бог простил ей ее прегрешения…
– Какие у нее могли быть прегрешения?
– Ты же знаешь, что самоубийство – такой же грех, как и убийство, ибо “тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа, Которого имеете вы от Бога, и вы не принадлежите самим себе, ибо вы куплены дорогою ценою…”
Рикки продолжает говорить, а он, не выпуская из одной руки телефона, а из другой шкатулки, идет в ванную, потом медленно, по одной, бросает бело-розовые таблетки в унитаз, спускает воду и внимательно смотрит, как они, кружась, исчезают в пучине.
Рикки все еще говорит…
Последний сеанс
Он идет по Баковскому лесу. Начало лета. Температура, влажность, запах хвои, неровности тропинки, особенно когда наступаешь на переплетение сосновых корней, сизый цвет покосившегося забора, посвистывающие голоса дроздов, солнечные лучи, проникающие сквозь сосновые и березовые ветки, рисующие на траве импрессионистские пятна, – все это создает ощущение счастья, которого он не испытывал много лет. Навстречу по тропинке идет улыбающийся молодой отец в голубой тенниске и пыльных сандалиях.
