и выдающийся римский нос лысеющего мужчины делали его похожим на орла. Его галстук — если только он не выдавал себя за кого-то другого, что Страйк посчитал маловероятным в данной ситуации — свидетельствовал о том, что когда-то он служил в Королевской морской пехоте. Его жена, пухлая блондинка, была одета в розовый кашемировый свитер и твидовую юбку. Ее волосы с коротким каре были украшены сзади бархатным бантом — такой прически Страйк не видел с восьмидесятых, а ее румяные щеки с лопнувшими сосудами свидетельствовали о том, что она много времени проводит на свежем воздухе.

— Моя жена Барбара, — сказал полковник Грейвс, — наша дочь Филиппа и ее муж Николас.

— Доброе утро, — сказал Страйк.

— Здравствуйте, — сказала миссис Грейвс. Филиппа просто кивнула Страйку, не улыбнувшись. Николас не произнес ни слова и не сделал и жеста в знак приветствия.

— Присаживайтесь, — полковник указывал Страйку на кресло напротив дивана. Сам он со вздохом облегчения медленно опустился в кресло с высокой спинкой.

— Какой вы предпочитаете чай? — спросила миссис Грейвс.

— Покрепче, пожалуйста.

— Молодец, — рявкнул полковник. — Терпеть не могу слабый чай.

— Позволь мне, мамочка, — сказала Филиппа, и действительно, руки миссис Грейвс так сильно дрожали, что Страйк подумал, ее не стоит подпускать к кипятку.

— Торт? — спросила неулыбчивая Филиппа, как только передала ему чашку.

— Да, пожалуйста, — сказал Страйк. К черту диету.

Когда всем был налит чай и Филиппа снова села, Страйк сказал:

— Что ж, я очень благодарен за эту возможность поговорить с вами. Я понимаю, как вам нелегко.

— Нас заверили, что вы не подлая псина, — сказал Николас.

— Приятно знать, — сухо ответил Страйк.

— Без обид, — добавил Николас, хотя у него были манеры человека, который не особенно парился по поводу того, что оскорбил кого-то, а может, даже и гордился, — но мы сочли важным навести о вас справки.

— Даете ли вы гарантию, что наше имя не будут полоскать в прессе? — спросила Филиппа.

— Похоже, у вас есть привычка там появляться, — заметил Николас.

Страйк мог бы указать на то, что он никогда не давал интервью прессе, что большая часть вызванного им интереса газетчиков была связана с раскрытием уголовных дел, и что вряд ли он мог контролировать, заинтересуются ли журналисты его расследованием. Вместо этого он ответил:

— На данный момент риск интереса со стороны прессы практически отсутствует.

— Но вы не думаете, что все это может выплыть наружу? — настаивала Филиппа. — Потому что наши дети ничего не знают обо всем этом. Они думают, что их дядя умер естественной смертью.

— Это было так давно, Пипс, — сказала миссис Грейвс. Страйку показалось, что она немного нервничает из-за дочери и зятя. — Прошло двадцать три года. Алли сейчас было бы пятьдесят два, — тихо добавила она, ни к кому не обращаясь.

— Если мы сможем предотвратить, что еще одна семья пройдет через то же, что и мы, — громко сказал полковник Грейвс, — мы будем счастливы. Каждый человек должен исполнить свой долг перед обществом, — сказал он, глядя на зятя, несмотря на свои мутные глаза, пронзительным взглядом. Повернувшись в кресле, чтобы обратиться к Страйку, он спросил: — Что вы хотите знать?

— Что ж, — сказал Страйк, — я бы хотел начать с Александра, если вы не против.

— В семье мы всегда называли его Алли, — сказал полковник.

— Как он заинтересовался церковью?

— Долгая история, — сказал полковник Грейвс. — Он был болен, понимаете ли, но мы долгое время не осознавали этого. Как они это назвали? — спросил он жену, но ответила его дочь.

— Маниакальная депрессия, но в наши дни, вероятно, для этого есть другое причудливое слово.

Тон Филиппы свидетельствовал о скептицизме по отношению к психиатрии и всем ее методам.

— Когда он был помладше, — сказала миссис Грейвс дрожащим голосом, — мы просто думали, что он непослушный.

— Проблемы были все школьные годы, — сказал полковник Грейвс, задумчиво кивая. — В конце концов его исключили из школы Рагби.

— Почему это произошло? — спросил Страйк.

— Наркотики, — мрачно пояснил полковник Грейвс. — В то время я служил в Германии. Мы вынудили его поехать с нами. Отправили в международную школу на программу A-level59, но ему это не понравилось. Жуткие ссоры. Скучал по своим друзьям. «Почему Пипс разрешили остаться в Англии?» Я сказал: «Пипс не поймали за курением мари-джуаны в общежитии, вот почему». Я надеялся,  — сказал полковник, — что пребывание среди военных, знаете ли, может показать ему другой путь. Я всегда надеялся… но вот как все вышло.

— Его бабушка вызвалась взять Алли пожить с ней в Кенте, — сказала миссис Грейвс. — Она всегда любила Алли. Он должен был окончить A-level в местном колледже, и тут мы узнаем, что он ушел из школы. Бабушка сходила с ума от беспокойства. Я прилетела обратно в Англию, чтобы помочь разыскать его, и нашла его в Лондоне у одного из старых школьных друзей.

— У Тома Бантлинга, — сказал полковник Грейвс, печально кивая. — Оба они засели в подвале и весь день принимали наркотики. Учтите, Том в конце концов привел себя в порядок, — добавил он со вздохом. — Теперь кавалер Ордена Британской Империи… проблема заключалась в том, что к тому времени, когда Барбара нашла его, Алли исполнилось восемнадцать. Никто не мог заставить его вернуться домой или сделать что-то, чего он не хотел.

— На какие средства он жил? — спросил Страйк.

— У него было немного денег, оставленных ему другой бабушкой, — объяснила миссис Грейвс. — Она и тебе оставила кое-что, не так ли, дорогая? — обратилась она к Филиппе. — Ты потратила свои, чтобы купить Бьюгл Боя, верно?

Миссис Грейвс указала на сервант с дугообразным фасадом, на котором стояло множество фотографий в серебряных рамках. После секундного замешательства Страйк понял, что его внимание пытаются обратить на одно из самых больших фото, на котором была изображена крепко сложенная, улыбающаяся юная Филиппа в полном охотничьем облачении, сидящая на гигантской серой лошади, предположительно Бьюгл Бое, а за ними толпились гончие псы. Ее волосы, на фотографии темные, были завязаны сзади чем-то похожим на бархатный бант, который был сегодня на ее волосах.

— Значит, у Алли было достаточно денег, чтобы жить, не работая? — спросил Страйк.

— Да, пока он все не растратил, — ответил полковник Грейвс, — что он и сделал примерно за двенадцать месяцев. Затем он подписался на